Убийство на поле для гольфа - [55]

Жак пожал плечами.

– Ничего.

– Рено, – продолжал следователь, – узнаете ли вы это?

Мосье Отэ взял что-то со стола и протянул арестованному. Я вздрогнул – это был хорошо знакомый мне нож.

– Извините! – воскликнул адвокат Жака, мэтр Гросье. – Я требую, чтобы мне дали возможность поговорить с моим подзащитным, прежде чем он ответит на этот вопрос.

Однако Жак Рено не обратил ни малейшего внимания на протест мэтра Гросье.

– Конечно, узнаю. Этот нож я подарил матушке в память о войне.

– Не скажете ли вы, имеется ли второй такой нож?

Мэтр Гросье снова хотел было разразиться тирадой, но Жак даже не взглянул на него.

– Насколько мне известно, нет. Форму его я придумал сам.

Тут даже у следователя челюсть отвисла. Казалось, Жак сам рвется навстречу смерти. Я понимал, разумеется, что для него сейчас самое важное – ради безопасности Беллы скрыть, что есть второй такой нож. Покуда считается, что в деле фигурирует только один нож, на девушку едва ли падет подозрение. Он рыцарски защищал женщину, которую любил прежде. Но какой ценой! Тут только я понял, сколь легкомысленно поступил, поставив Пуаро перед почти неразрешимой задачей. Как можно снять подозрения с Жака Рено, не открыв всей правды?

Мосье Отэ снова заговорил, на этот раз с особенной язвительностью:

– Мадам Рено показала, что в тот вечер, когда было совершено преступление, этот нож лежал у нее на ночном столике. Но мадам Рено – мать! Думаю, вас не удивит, если я сочту весьма вероятным, что мадам Рено ошиблась и что, может быть, случайно вы прихватили нож с собой, когда уезжали в Париж. Не сомневаюсь, что вы попытаетесь мне возразить…

Я заметил, как у Жака судорожно сжались кулаки закованных в наручники рук. На лбу у него выступили капли пота, и он, сделав над собой страшное усилие, хрипло выдавил:

– Я не стану вам возражать. Это могло быть и так.

Все присутствующие оцепенели. Мэтр Гросье вскочил с места:

– Мой подзащитный перенес нервный шок! Я считаю, что он не способен отвечать за свои слова. Прошу зафиксировать…

Следователь раздраженно прервал его. На миг мне показалось, что и он сомневается, в своем ли уме арестованный. Да, Жак Рено явно обрекал себя на гибель. Мосье Отэ подался вперед и впился в него испытующим взглядом.

– Вполне ли вы понимаете, Рено, что на основании ваших ответов мне не остается ничего, как только предать вас суду?

Бледное лицо Жака вспыхнуло, но он твердо выдержал взгляд следователя.

– Мосье Отэ, клянусь, я не убивал отца.

Однако сомнения, овладевшие было мосье Отэ, уже рассеялись. Он как-то неприятно хохотнул.

– Конечно, конечно! Наши арестованные всегда невиновны! Вы сами вынесли себе приговор. Вы не можете защитить себя, у вас нет алиби… Только клянетесь, что не убивали. Но кто вам поверит? Разве что ребенок? Вы, вы убили отца, Рено… Убили жестоко и трусливо… Убили ради денег, ведь вы думали, что они достанутся вам. Ваша мать – косвенная соучастница преступления. Конечно, приняв во внимание ее материнские чувства, судьи окажут ей снисхождение. Ей, но не вам. И поступят совершенно справедливо! Ибо ваше деяние – ужасно! Ни суд людской, ни суд небесный не пощадят вас!

Тут поток красноречия мосье Отэ, к его величайшему неудовольствию, был внезапно прерван. Дверь с шумом отворилась.

– Господин следователь! Господин следователь! – Служитель даже заикался от волнения. – Там дама, она говорит… говорит…

– Кто там еще? Что говорит? – загремел вне себя от гнева следователь. – Вы нарушаете закон! Я запрещаю! Решительно запрещаю!

Но тут-то тоненькая девушка оттолкнула жандарма и переступила порог. Одета она была во все черное, лицо скрывала густая вуаль.

Сердце у меня болезненно сжалось. Все-таки она пришла! Все мои усилия пошли прахом. Однако какое же благородство! Как бестрепетно совершила она этот роковой шаг!

Девушка подняла вуаль… и я остолбенел. Это не Сандрильона, хоть и похожа на нее как две капли воды. Теперь, когда она была без светлого парика, в котором выступала на сцене, я понял, что именно ее фотографию нашел Пуаро в шкафу у Жака.

– Вы следователь мосье Отэ? – спросила она.

– Да, но я запрещаю…

– Мое имя – Белла Дьювин. Я пришла признаться в том, что убила мосье Рено.

Глава 26 Я получаю письмо

«Мой друг.

Вы уже будете знать все, когда получите это письмо. Как я ни старалась, мне не удалось уговорить Беллу. Она решила покориться своей участи. Я устала бороться с нею.

Теперь Вы знаете, что я обманывала Вас. Вы доверяли мне, а я платила Вам ложью. Возможно, Вы сочтете мое поведение непростительным, однако мне все-таки хотелось бы, прежде чем я навсегда уйду из Вашей жизни, просто рассказать Вам, как все это получилось. Если бы я знала, что Вы можете простить меня, мне было бы легче жить! Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, – я делала все это не ради себя.

Начну с того дня, когда мы с Вами встретились в поезде. Я тогда очень тревожилась о Белле. Она была в отчаянии. Она так любила Жака Рено и, кажется, на все готова была ради него. Когда он вдруг переменился к ней и почти перестал писать, она заподозрила, что он увлекся другой девушкой, и, как оказалось впоследствии, была совершенно права. Тогда Белла вбила себе в голову, что должна поехать в Мерлинвиль и повидать Жака. Она знала, что я не одобряю этой затеи, и постаралась улизнуть от меня. Когда я убедилась, что ее нет в поезде, то решила не возвращаться в Англию без нее. У меня было такое чувство, что, если я не вмешаюсь, произойдет что-то ужасное.