Убийство на острове Марты - [2]

Я не дослушала лекцию до конца. Было нестерпимо видеть эти ученические позы, эти головы, послушно склонившиеся над тетрадками. Я встала и вышла наружу — без единой мысли в голове, без всякого плана. Мне повезло: довольно быстро подвернулось такси, доставившее меня домой. В этой милой квартирке на Восточной стороне я прожила свыше пятнадцати лет; однако все в ней напоминало мне о жизни вдвоем, тогда как теперь я была одна. «Надо ее продать, и как можно быстрее», — подумала я, направляясь в ванную.

Приняв душ и почистив зубы, я надела самую красивую ночную рубашку, взяла, помнится, томик Пруста, чтобы почитать на ночь, и улеглась в постель с полным сознанием своей независимости и неповторимости.

Я читала и ждала одиннадцатичасовой программы новостей, когда зазвонил телефон.

— Добрый вечер, мам, — сказала трубка голосом моей замужней дочери. Она служила юрисконсультом в одной из нью-йоркских фирм. Занятая с утра до вечера, она не имела возможности вывезти своих детей — трех— и пятилетнего возраста. Дочь попросила меня поехать с ними в наш загородный дом, который мы с Джорджем купили уже достаточно давно в Эдгартауне, красивейшем селении во всей Новой Англии, расположенном на острове Марты. Этот сказочно живописный остров находится в трех милях к югу от мыса Кейп-Год. Дом, построенный еще в 1803 году, был большой — четыре спальни, — добротный, обшитый тесом. На выкрашенных белой краской стенах выделялись зеленые ставни. Позади дома был сад, аллеи для одиноких прогулок с видом на закрытую гавань Эдгартауна, где швартовались десятки яхт и парусных шлюпок. Я планировала продать и дом вместе с городской квартирой, а самой отправиться в путешествие и посмотреть по возможности весь мир — в этом я видела способ активного сопротивления своему новому социальному статусу.

Но когда я взяла телефонную трубку, материнский инстинкт возобладал во мне над мятежными чувствами, и я, хотя и без особого энтузиазма, согласилась выполнить просьбу дочери, поставив, однако, жесткое условие: она должна запретить детям называть меня «бабушкой». Этот титул и роль бабушки никак не вписывались в мои планы.

С этого и началось. А чем дело кончилось, вы узнаете в конце романа. Я считаю, что именно это послужило началом, потому что, будучи связана обещаниями, я в тот год поехала на остров Марты в таком настроении, которое заставило меня, в порядке компенсации за несбывшееся путешествие, идти на риск, забывая об осторожности, — до тех пор пока не пришло мое время.

Жалею ли я об этом? Сожалеть о том, что прошло, не имеет смысла. Что было, то было. Однако, думая о будущем и восстанавливая в памяти все пережитые ужасы, я начинаю думать, что теперь поступила бы иначе.

Глава 1

Убийство, как поняла я в результате жутких происшествий, случившихся на острове Марты прошлым летом, — наиболее подлое и гнусное преступление. Жестоко оборванная до времени жизнь — это вам не сюжет романтизированной таинственной истории, которую вы хладнокровно прочитали в утренней газете, не связывая ее с каким-либо конкретным человеком. Синюшная бледность лица, черты, зачастую искаженные гримасой боли и обезображенные, неестественная поза застывшего тела, отвратительный вид свернувшейся буро-коричневой крови и, сверх всего, самая мысль о насильственной смерти — все производит ужасное впечатление, в особенности если вы близко знали убитого или убитую.

Однако в то чудное июньское утро, когда я, сидя в своем вместительном автомобиле, в гавани Вудс-Коул, расположенной на мысе Кейп-Год, в Новой Англии, ожидала парома, который должен был перевезти нас на остров Марты, я менее всего думала о преступлениях, не позревая о том, что в самом ближайшем времени окажусь втянутой в историю, связанную с убийством, отвратительнее которого трудно даже вообразить.

Со мной были мои внучата. С того дня, когда я впервые согласилась взять их с собой на остров Марты, прошло семь лет, и Кристофер успел стать непоседливым десятилетним мальчишкой, а Нэнси — рассудительной двенадцатилетней леди. Пугавшая меня перспектива превратиться в пожилую хлопотливую бабушку счастливо меня миновала. Я и сама удивляюсь, что с самых первых дней все пошло совсем иначе. За исключением старых знакомых, знавших истинное положение дел, все посчитали, что Кристофер и Нэнси — мои собственные поздние дети. Продавцы местных магазинов, полицейские, работники водной спасательной станции — все наше окружение пришло к такому заключению. Даже близкие друзья по истечении недолгого времени стали называть моих внучат не иначе как «ваши славные малышки».

В это трудно поверить, но очень скоро я почувствовала, что заново переживаю ранний период своего замужества: я организовывала игры «своих детей» с детьми «других матерей», вдруг ловила себя на том, что взахлеб обсуждаю публикации РПА[1], даже детские телепередачи, подвиги сказочных героев — все то, что делают и о чем говорят молодые мамаши. После первого сезона я, неожиданно для самой себя, согласилась на второй, в конце которого я буквально разревелась, когда пришло время возвращать детей их настоящей матери. Оставалось ждать следующего сезона.