Убийство Кирова: Новое расследование - [128]

Контрреволюционные разговоры, которые мы вели с ЗИНОВЬЕВЫМ при М.Б.РОЗЕНФЕЛЬД, воспитывали из последнего врага советской власти и партии и разжигали в нем озлобление по отношению к СТАЛИНУ. Я допускаю, что Н.Б.РОЗЕНФЕЛЬД, который был озлоблен моей высылкой в Минусинск и чрезвычайно болезненно на это реагировал, питаясь контрреволюционными разговорами, которые я позже вел с ЗИНОВЬЕВЫМ, в частности в отношении СТАЛИНА, мог дойти до террористических намерений.

Вопрос: Какие разговоры вы вели с ЗИНОВЬЕВЫМ в связи с контрреволюционными документами, выпускаемыми Троцким за границей?

Ответ: ЗИНОВЬЕВ знакомился с так называемыми бюллетенями оппозиции в институте Ленина. О содержании этих контрреволюционных документов Троцкого он меня информировал, высказывая свое положительное отношение по отдельным вопросам оценки Троцким положения в партии и в СССР. Я ЗИНОВЬЕВУ не возражал и никому о его контрреволюционных взглядах по этому вопросу не сообщал вплоть до моего ареста (там же, 649–650).

12 мая Каменев должен был предстать перед судом на основании того, что он был организатором заговора с целью убийства Сталина. Генрих Ягода, глава НКВД, предложил приговорить Н.А. и Н.Б.Розенфельда, его невестку и брата к 10 годам лишения свободы. Ягода также предложил, чтобы шестерых человек по этому делу приговорили к смертной казни. 17 июля 1935 г. Политбюро сократило приговор пяти из шести и предложило изменить приговор Каменеву на 10 лет лишения свободы вместо 5 лет, к которым он уже был приговорен на Январском суде 1935 г. (там же, 681).

№ 535

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПОЛИТБЮРО ЦК ВКП(б)

О МЕРАХ НАКАЗАНИЯ ПО КРЕМЛЕВСКОМУ ДЕЛУ

17 июля 1935 г.

№ 2 30, п.82-Вопрос НКВД.

…

6. Л.Б.Каменева приговорить к 10 годам тюрьмы (там же, с. 681).

Это показывает, что предложение Ягоды было уменьшено, так как Ягода предлагал, чтобы Каменев предстал перед судом за преступление, за которое ему могли вынести смертный приговор[133].

Настойчивость Енукидзе в распространении слуха, что Николаев действовал в одиночку по личным мотивам, кажется, была тщетной попыткой отвлечь внимание от поиска заговора. По показаниям Ягоды, как он, так и Енукидзе возражали против убийства с самого начала по разумной причине, что это подвергает опасности как сам заговор, так и положение Ягоды, как главы НКВД, и, таким образом, человека, в конечном счете ответственного за организацию охраны партийных лидеров, таких как Киров. Однако объединенное руководство заговора голосовало за осуществление убийства в любом случае.

Хотя Ягода и не говорит этого на допросах, материалы которых у нас есть сейчас, должно быть, существовало решение представить убийство как действие одиночки. Нужно было найти убийцу, который был достаточно предан, чтобы убить Кирова, а затем немедленно покончить жизнь самоубийством. При таких обстоятельствах гипотеза об «убийце-одиночке», действующем по личным мотивам, была бы правдоподобной. По крайней мере, ее было бы трудно опровергнуть, если бы попытка самоубийства Николаева была успешной.

В первые несколько дней после убийства Николаев пытался представить себя именно таким образом. Однако версия об «убийце-одиночке» быстро распалась на допросе. Енукидзе, должно быть, знал об этом. Но свидетельство, цитируемое Лено, показывает, что он отказался принять официальную и совершенно правильную версию о заговоре (Л 502–505). Это должно было показаться подозрительным, и было бы естественным для НКВД задаться вопросом, почему один из высших политических деятелей в стране и давний друг Сталина ведет себя так. Более того, это, по-видимому, привело прямо к «Кремлевскому делу», которое, в свою очередь, указало путь к постепенному распутыванию всего заговора. Одним из последствий было то, что Енукидзе потерял власть над Кремлевской охраной — силой, которую можно было использовать для убийства или ареста партийного руководства в том, что заговорщики называли планом «дворцового переворота».

В 2000 г. российский историк Ю. Н. Жуков опубликовал единственное (до сего дня) серьезное исследование, посвященное Кремлевскому делу. Жуков имел доступ к архивным документам, которые все еще не рассекречены. И он сделал вывод, что на основании имеющихся доказательств «Кремлевское дело» было не фабрикацией, а раскрытием реального заговора.

Итак, на сегодняшний день — до существенного расширения Источниковой базы, до рассекречивания материалов, хранящихся в Центральном архиве ФСБ, приходится признать несомненным следующее. Из всех возможных гипотез, призванных объяснить и «Кремлевское дело», и дело Енукидзе, позволяет включить в себя все до единого известные факты лишь та, что исходит из признания реальности существования заговора против Сталина и его группы[134].

Доказательства

Жуков цитирует веские доказательства в подтверждение своего предположения, но все они косвенные. Жуков сообщил нечто важное о доказательствах вообще, что имеет отношение к нашим целям.

Разумеется, в данной гипотезе должно насторожить отсутствие улик. Прямых или косвенных, но неопровержимых. И для этого следует решить вопрос о том, бывают ли вообще в подобных случаях улики. Могли ли они быть получены при расследовании «Кремлевского дела», и если могли, то какие. Планы ареста членов узкого руководства, список будущего политбюро и правительства, что-либо подобное? Или списки заговорщиков, да еще заверенные их подписями? А может, заготовленные предусмотрительно декларации, декреты, указы для оглашения сразу же после захвата власти?