Убийство Хозяина: Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику - [25]

Эта параллель всё ещё проводится и в наше время. В книге «Великий расчёт» (1991 г.) Джеймс Дэйл Дэвидсон и лорд Уильям Рис-Могг пишут о славных днях испанского «золотого века» (1525—1625 гг.): «Руководство испанского правительства было полностью подчинено заинтересованным сторонам, потребляющим налоги: вооружённым силам, бюрократии, церкви и знати.... Лидеры Испании сопротивлялись любым усилиям по сокращению расходов. ... С 1556 по 1577 год налоги выросли втрое. Расходы росли ещё быстрее ... К 1600 году проценты по государственному долгу достигли 40 процентов бюджета. Испания обанкротилась и так никогда и не восстановилась».

Несмотря на огромный приток золота и серебра, Испания стала страной с наибольшей задолженностью в Европе, причём её налоговое бремя было полностью перенесено на наименее обеспеченных, сдерживая развитие внутреннего рынка. Тем не менее, сегодняшние неолиберальные лоббисты призывают к такому же налоговому фаворитизму: не облагать налогом финансы и недвижимость, переложить налоговое бремя на рабочую силу и потребителей, сократить государственную инфраструктуру и социальные расходы и поставить управляющих рантье руководить правительством. Основное отличие от Испании и других постфеодальных экономик заключается в том, что ренту, выплачивавшуюся феодалам-землевладельцам, заменили проценты, поступающие финансовому сектору. Что же касается экономической дискуссии, то в ней нет никакого выделения дохода рантье как такового. Также не ведётся никаких обсуждений подобного упадка и падения стран. Неолиберальная лукавая болтовня — только о росте, автоматически растущем национальном доходе и ВВП, казалось бы, бесконечном (ad infinitum), без какого-либо контроля корыстной политики сверхбогатых элит.

Основное различие между сегодняшним способом завоевания и таковым у Испании 16-го века (и Франции 18-го века) состоит в том, что в настоящее время он в основном финансовый, а не военный. Земля, природные ресурсы, государственная инфраструктура и промышленные корпорации приобретаются путём одалживания денег. Но цена этого завоевания оказывается такой же тяжёлой, как и открытые военные действия. Собственники недвижимости выплачивают чистую сумму арендных платежей в виде процентов банкам, а те предоставляют им ипотечный кредит для приобретения собственности. Корпоративные рейдеры также платят своими денежными потоками в виде процентов держателям облигаций, которые финансируют их поглощения. Даже налоговые поступления всё чаще предназначаются для выплаты кредиторам (часто иностранным, как в средневековые времена), а не для инвестиций в инфраструктуру, выплаты пенсий или расходов на восстановление экономики и социальное обеспечение.

Сегодняшняя монополизация богатства классом рантье, избегающим налогов и государственного регулирования путём покупки контроля над правительством, является той же самой проблемой, с которой сталкивались классические экономисты. Их борьба за создание более справедливой экономики дала нам инструменты, наиболее подходящие для понимания того, как сегодняшняя экономика поляризуется и становится менее продуктивной. Физиократы, Адам Смит, Давид Рикардо и их преемники усовершенствовали анализ того, как искатели ренты вытягивают доходы из потока расходов в экономике.

 

Классическая критика экономической ренты

 

Классическая теория стоимости предоставляет наиболее чёткие концептуальные инструменты для анализа движущих сил, которые поляризуют и ослабляют современную экономику. Трудовая теория стоимости шла рука об руку с «теорией ренты» цен, расширяя концепцию экономической ренты, навязанной землевладельцами, монополистами и банкирами. Теория ренты стала основой для разграничения заработанного и незаработанного дохода. Почти вся государственная регуляторная политика 20-го века придерживалась фундамента, заложенного идеологией Просвещения и последующей политической реформой Джона Локка, определявшего стоимость, цену и ренту как руководство к прогрессивной философии налогообложения, антимонопольному регулированию цен, законам о ростовщичестве и регулированию ренты.

Защитники землевладельцев сопротивлялись. Мальтус утверждал, что землевладельцы будут не просто пассивно собирать ренту, а продуктивно её инвестировать, чтобы повысить производительность. Последующие апологеты просто исключили незаработанный доход из своих моделей, надеясь сделать его невидимым, чтобы он не облагался налогами и не регулировался. К концу 19-го века Джон Бейтс Кларк в Соединённых Штатах и подобные ему «упростители» за рубежом определили любой доход как заработанный, просто как часть отношений свободного рынка. Обслуживание долга и рента в таких моделях присутствовали мало, за исключением «просачивания» как рыночного спроса в целом и финансирования новых инвестиций. (Глава 6 будет посвящена этой родословной сегодняшнего финансового лоббирования).

Вместо того чтобы признать реальность хищнического поведения рантье, финансовые лоббисты изображают кредитование как продуктивное, как будто оно обычно предоставляет заёмщикам средства для получения дохода, достаточного для выплат. Хотя в истории таких кредитов мало, за исключением инвестиций в торговые предприятия. Большинство банковских кредитов предназначены не для создания новых средств производства, а для предоставления под залог недвижимости, финансовых ценных бумаг или других активов, которые уже существуют. Основным источником дохода для заёмщиков с 1980-х годов стал не доход с прибыли, а рост цен на недвижимость, акции или облигации, которые они купили в кредит, в результате инфляции цен на активы, то есть чтобы разбогатеть за счёт экономики пузыря с заёмными средствами.