Убийство Хозяина: Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику - [24]

 

Трудовая теория стоимости служит для выделения и измерения экономической ренты

 

Вплоть до средневековья большинство семей сами обеспечивали свои основные потребности. Большая часть рыночной торговли была незначительной, особенно торговля импортными товарами и предметами роскоши. Лишь после оживления торговли и урбанизации в 13-м веке были сделаны аналитические попытки систематически увязать рыночные цены с затратами на производство.

Эта согласование было вызвано необходимостью определения справедливых цен, которые банкиры, торговцы и другие специалисты должны взимать за свои услуги. Спор шёл о том, что представляет собой эксплуатация, которую справедливая экономика должна предотвращать, и каковы необходимые затраты на ведение бизнеса. Эта дискуссия проходила в первых центрах обучения: в Церкви, которая основала самые первые университеты.

Церковная теория справедливой цены была зарождающейся трудовой теорией стоимости. Стоимость производства любого товара в конечном итоге состоит из стоимости рабочей силы, в том числе той, которая необходима для производства сырья, установок и оборудования, используемых для изготовления этого товара. Фома Аквинский (1225-1274) писал, что банкиры и торговцы должны зарабатывать достаточно, чтобы содержать свои семьи способом, соответствующим их положению, в том числе жертвовать на благотворительность и платить налоги.

Проблема, к которой обратился Аквинский и его коллеги-схоласты, была очень похожа на сегодняшнюю: считалось несправедливым для банкиров зарабатывать гораздо больше за предоставляемые ими услуги (например, перевод средств из одной валюты или страны в другую или кредитование коммерческих предприятий), чем зарабатывали люди других профессий. Это напоминает сегодняшние споры о том, сколько должны зарабатывать инвестиционные банкиры с Уолл-стрит.

По логике церковных теоретиков у банкиров должен был быть такой же уровень жизни, как и у профессионалов подобного общественного положения. Это потребовало сдерживания цен на услуги, за которые они могли брать деньги (например, с помощью законов против ростовщичества, принятых в большинстве стран мира до 1980-х годов), путём регулирования цен на их услуги и налогообложения высоких доходов и предметов роскоши.

Понадобились четыре столетия, чтобы распространить понятие справедливой цены на земельную ренту, выплачиваемую классу землевладельцев. Например, через два десятилетия после нормандского завоевания Англии в 1066 году Вильгельм Завоеватель распорядился составить «Книгу Судного дня» (1086 год). Этот дополнительный налог был приватизирован в виде земельной ренты, выплачиваемой дворянству, когда дворяне восстали против алчного короля Иоанна (Джона) Безземельного (1199-1216). Великая хартия вольностей (1215 г.) и мятежи баронов были в значительной степени результатом стремления земельной аристократии избежать налогов и удержать ренту себе, переложив налоговое бремя на наёмных работников и города. Таким образом, земельная рента, которую они навязали, была наследием военного завоевания Европы полководцами, которые присваивали излишки урожая в качестве дани.

К 18-му веку попытки освободить экономику от привилегий по извлечению ренты и монополии на политическую власть, которые возникли в результате завоеваний, вдохновили критиков земельной ренты и обременительной роли аристократии («праздных богачей»). Эта критика превратилась в полноценную моральную философию, которая стала идеологией, приведшей в движение Промышленную революцию. Её политическое измерение выступало за демократические реформы по ограничению власти аристократии над правительством. Цель же состояла не в том, чтобы разрушить государство как таковое, а в мобилизации его налоговой политики, а также создании денег и государственных норм для ограничения хищнических платежей в пользу рантье.

В этом была суть «рикардианской социалистической» теории Джона Стюарта Милля и теорий американской эпохи реформ с её антимонопольными нормативными актами и регулирующими советами по коммунальным службам.

 

Налоговый фаворитизм для рантье и упадок стран

 

Что делает эти ранние дискуссии актуальными сегодня, так это то, что экономикам грозит гибель от синдрома новых рантье. Испания могла использовать огромные притоки серебра и золота после своих завоеваний в Новом Свете, чтобы стать ведущей промышленной державой Европы. Вместо этого слитки золота и серебра, награбленного в Новом Свете, протекли сквозь экономику страны, как вода через сито. Испанская аристократия постфеодальных землевладельцев монополизировала этот приток, разбазарив его на роскошь, покупку земель, кредиты и новые захватнические войны. Знать выжимала ренту из сельского населения и облагала непосильными налогами население городов, так что повсеместно царила бедность. Она уделяла мало внимания образованию, науке и технике, которые процветали в королевствах Северной Европы, более демократичных и менее задавленных тамошней земельной аристократией.

«Испанский синдром» стал наглядным примером того, чего следует избегать. Этот урок побудил экономистов определить различные способы, которыми богатство рантье — и поддерживаемая им налоговая и военная политика — препятствовали прогрессу и вели к упадку и падению разных стран. Декан Джосая Такер, священник и политический экономист из Уэльса, в 1774 году отметил, что очень важно, получают ли страны деньги путём продуктивных занятий своего населения или пиратством и просто грабежом серебра и золота, как это делали Испания и Португалия с такими ослабляющими результатами, при которых «очень мало рук использовалось для приобретения этой массы богатства... и ещё меньше предполагали удержать добытое».