Убийство души. Инцест и терапия - [48]
Жертвы инцеста, которых сексуально эксплуатировали в подростковом возрасте, не должны так мощно вытеснять. Они отрицают не события как таковые, а только значение, которое они имеют для них. Повседневное восприятие остается адекватным и неискаженным. Женщины относительно хорошо адаптируются и «функционируют». Отрицание гарантирует им определенную степень контроля, чтобы успешно отделяться от угрожающих аффектов. Таким образом, сознание защищается от знания о степени травмированности личности.
Часто лишь в ходе терапии, под защитой эмпатического сопровождения, получают разрешение вернуться травматические воспоминания детства, со всей той болью и всеми отщепленными аффектами. При этом особенно важно, что можно допустить лишь столько болезненных воспоминаний, сколько женщина может выдержать без того, чтобы ощутить себя затопленной страхом и болью. Задача терапевта состоит в том, чтобы, доверяя процессу самоисцеления души, осознавать опасность бессознательного материала, в том, чтобы помогать пострадавшей найти свою правду. В моем понимании речь идет не только о катарсическом переживании, то есть о воспоминании со всеми сопутствующими аффектами, а в конечном итоге об интегрировании этих травматических переживаний в свою жизнь. Только когда это произойдет, жизнь станет действительно возможной. Мой опыт и вся научная литература по переработке травмы уверенно подтверждают, что исцеление возможно.
Все разорвалось, я отдельна, отпустила все. Контакты ощутимо исчезают: разрыв с Урсулой — она не понимает меня, я не понимаю ее, я сломлена.
Изначально — вселенски печально. Бога больше нет!
Я не я, я потеряла себя, связи со мной обрываются.
Другая клиентка чувствовала, что утратила все связи с миром, людьми и со мной как с терапевтом… Я связала их заново, чтобы с помощью этого символического действия восстановить контакт с ее фрагментированным Я.
Различные попытки совладания с инцестом, которые я здесь описала, относятся к стратегиям выживания. Однако спасение лишь самой жизни не может стать высшей ценностью бытия. Одна клиентка пишет: «Вероятно, новое слово „техники выживания“, которое используют для этого, не вполне подходит. Я бы отделила жизнь и функционирование. Это, скорее, техники функционирования, хотя это не так хорошо звучит, но ближе к делу. Это не то, что приводит человека в жизнь, а как раз наоборот: человек действует, но не живет. Это „не то“ еще и потому, что человек не справился с этим, очевидно, что все так и крутится вокруг одного и того же».
Все эти женщины хотят большего, чем просто адаптироваться к неизменяемым обстоятельствам. Они борются, каждая своим личным способом, чтобы создать такое отношение к факту инцеста, которое позволит им внутренне завершить ситуацию. Тот факт, что девочку сексуально эксплуатировали, является действительно судьбоносным событием, которое никогда никуда не денется из ее жизненной истории. Вопрос же состоит в том, какую позицию по отношению к такой судьбе я займу?
Как я уже отмечала в связи с исследованиями последствий стресса, наша позиция по отношению к тому, что произошло, изменяет то, что произошло. При этом я не считаю, что изменение отношения к инцесту позволит больше не рассматривать его как убийство души. Даже если я отношусь к этому иначе, инцест остается злоупотреблением властью и разрушением моей целостности. Однако, если я присваиваю травму как то, что имеет отношение ко мне и моей частной жизни, когда я интегрирую ее в контекст моей жизни, то это больше, чем то, что лишь «случилось» со мной. Часто в очень отчаянной борьбе за выживание выражено нечто большее, чем потребность хорошо функционировать.
В одном канадском исследовании[96] были опрошены 77 взрослых женщин, которые подверглись сексуальному насилию в детстве со стороны отца. Им был задан вопрос о том, насколько был или остается важным для них поиск смысла и значения инцеста в их жизни, хотя травма была давно. 80 % женщин в этом исследовании сообщили, что поиск смысла того, что произошло, у них еще не завершен, хотя сексуальное насилие происходило в среднем 20 лет назад. Типичными вопросами при этом являются: «Почему это случилось со мной?», «Почему не с моей сестрой?», «Почему моя мать меня не защитила?».
Немало впечатляет, когда читаешь, что 50 % женщин в этом исследовании по прошествии многих лет снова и снова почти навязчиво имеют дело с вопросом о смысле, но не находят удовлетворительного ответа на него. «Я все время спрашиваю себя: почему? Но ответа нет», «Я не могу найти никакого смысла в этом — его тут вообще нет. Такое не должно было случиться ни со мной, ни с каким другим ребенком». Известный скептицизм у меня вызывают идеи, что за всем происходящим скрыт некий смысл, его лишь нужно уметь найти. Я думаю, что это заблуждение — считать, что пережитая сексуальная эксплуатация имеет какой-то смысл.
Часто женщины чувствуют себя попавшими в порочный круг. Поиск смысла бередит старые раны. Это болезненно и воспроизводит старые симптомы. Страдание от этих симптомов приводит снова к тому, чтобы иметь дело со смыслом происходящего, и повторение этой дурной бесконечности не прекращается. Одна женщина возразила мне, что иногда она задается вопросом, не граничит ли это с психическим мазохизмом — снова и снова заниматься этой темой, и все же это не оставляло ее в покое.
