Убийство девственника - [41]

– Что-то непохоже, чтобы историю с Сюзанной мог придумать человек, у которого плохо варит голова.

– Голова-то у него варит хорошо, но действовал он как заведенный, устранял каждую возникающую перед ним опасность, а опасностью были Сюзанна, Эдуард, срок выплаты; тогда он переставал соображать, а только реагировал и бросался на возникающее на пути препятствие, не заботясь о том, что за ним стоит. Я уверен, что теперь, когда деньги заплачены, он начинает задумываться о своих поступках.

Комиссар Мосне внимательно выслушал Плишанкура.

– То есть по-вашему, Нантье виновен по меньшей мере в краже.

– По меньшей мере.

– А Шумахер?

– Просто тип, которому хорошо заплатили и который, небось даже не догадывался о содержимом конверта. Я распорядился проверить все гостиницы города. Постараемся его найти. Правда, не факт, что он назвал свое настоящее имя или не сбежал уже к себе в Швейцарию. Каковы дальнейшие указания?

– Честно говоря, сам не знаю. Против Нантье имеются улики, но ничего определенного, ничего, что могло бы убедить прокурора. Предположим, что бриллианты украл Жорж, но об этих бриллиантах все слышали и никто их не видел. Никто не сможет доказать, что у дяди Жерома перед смертью действительно были бриллианты. Напоминаю, что к нам не поступало заявления о краже. Значит?

– Если я вас правильно понял, господин комиссар, нам нужно найти убийцу, чтобы разоблачить вора.

– Таково мое мнение.

Выйдя от комиссара, старший инспектор сообщил помощнику:

– Комиссар прав. Я не понимаю, почему Нантье, если он виновен, не заявил нам, что Жером сам отдал ему бриллианты, чтобы спасти семью, а убил Жерома какой-то неизветный, причем убил зря, потому что у покойного бриллиантов не оказалось. Нантье плохо продумал свою комбинацию, и мы должны воспользоваться его ошибками. Завтра воскресенье, даю вам выходной и желаю хорошо провести день с невестой.

Вопреки пожеланиям Плишанкура день, проведенный с Деборой, чуть было не закончился полным фиаско. И все это из-за письма Эзешиа, которое девушка получила накануне.

Намереваясь показать Деборе Семноз, Леон явился на виллу с утра пораньше. К его большому удивлению и огорчению, девушка заявила, что гулять не хочет. Жирель не понимал, в чем дело. Под натиском вопросов она в конце концов призналась, что получила письмо от отца и не может думать ни о чем другом. Леону все же удалось уговорить ее поехать с ним, – иначе он сойдет с ума, спрашивая себя, чем она так расстроена. Моника тоже посоветовала подруге подышать свежим воздухом и не упускать лучших дней в жизни. А какие дни могут быть лучше тех, когда любишь и собираешься замуж?

В машине они не разговаривали. Дебора казалась погруженной в свои мысли, и Леон не осмеливался нарушить ее молчания. Они проезжали мимо памятника жертвам блокады Пьюсо, когда Дебора вдруг сказала:

– Леон… Я должна была с самого начала спросить вас об одной вещи.

– Я вас слушаю.

– Вы протестант?

– Простите?

– Вы протестант?

– Протестант? Что за мысль! Нет, конечно, я не протестант.

– Это очень плохо.

– Почему?

– Потому что я протестантка.

– Ну и что? Меня это не смущает.

– Это смущает меня.

– Вы шутите?

– Леон, я не могу выйти за вас замуж. Мои никогда мне этого не простят.

– Дебора, да что вы в самом деле! Вы же за меня замуж собираетесь, а не за ваших родственников!

Она не ответила, и Леон догадался, что она не уступит. Он пришел в отчаяние. Никогда он не думал, что вопрос вероисповедания может помешать ему быть счастливым с той, которую он так полюбил. Он тоже молчал. Его распирало от возмущения, но он решил ничего не говорить, боясь произнести грубые слова и навсегда потерять Дебору.

Он остановил машину.

– Дебора… вы ведь это не всерьез?

Она подняла на него полные слез глаза, и это стоило любого ответа.

– Но мы же не станем, в самом деле, ломать себе жизнь из-за религии?

– Из наших никто не согласится жить с человеком другого вероисповедания.

– Просто вы меня не любите и ищете предлог, чтобы со мной расстаться.

– Нет. И я никогда не выйду замуж, потому что не смогу стать вашей женой. Я поклялась себе.

– Но я вас люблю!

– Я вас тоже.

– И?

– Это невозможно.

Жирель не мог понять доводов Деборы.

– Послушайте, дорогая… вечная жизнь – само собой, – но сейчас меня волнует мое существование на земле. Я не хочу вас терять и готов на все… даже на то… чтобы принять вашу веру.

Улыбка озарила лицо Деборы.

– Вы правда это сделаете?

– А почему нет? Генрих IV сделал, только наоборот, а я спустя несколько веков отвечу ему тем же.

Долгий и нежный поцелуй был наградой за обещание такого вероотступничества.

9

Моника Люзене была девушкой непредсказуемой. Она принимала совершенно неожиданные решения, и ничто не могло ее заставить от них отказаться. Это очень раздражало беднягу Эдуарда. Когда дел в доме было по горло, она вдруг принималась за самый незаметный закуток и жертвовала всем ради ненужной уборки. Никто бы не сумел сказать, даже она сама, почему сегодня утром ей пришло в голову вымыть чердак. Она предстала перед Агатой и Деборой, закутанная в фартуки, кофты и похожая на астронавта.

– Я иду на чердак. Там уже сто лет никто порядок не наводил, и потом мне хочется поглядеть, что лежит в этих старых, пыльных сундуках.