Убийственный Париж - [56]

Главная же должность Гросувра именовалась «друг Миттерана» с тех самых пор, как в 1959 году они познакомились на ужине у влиятельнейшей журналистки Франсуазы Жиру. В 1965,1974,1981 годах он был ключевым финансистом его президентских кампаний, договаривался о коалиции с коммунистами. Хотя это и трудно, но придется поверить в искренние социалистические убеждения Месье Ледюка.

В то же, что он буквально влюбился в Миттерана, верится без труда. Доказательство тому — его злая, как у брошенной любовницы, ревность к своему ровеснику, миллионеру Роже-Патрису Пела, виновному в том, что его дружба с Миттераном насчитывала на двадцать лет больше — со времен немецкого шталага в 1940 году, — чем дружба Гросувра. Его бесили вульгарность, громкий смех Пела, его манера называть женщин мочалками и то, что президента искренне забавлял этот казарменный юмор. Гросувр почувствовал себя отмщенным, когда 16 февраля 1989 года Пела обвинили в коррупции, а 7 марта он скоропостижно умер от инфаркта. Вскрытие не проводилось, в американский госпиталь Пела привезли полицейские в штатском.

После смерти Гросувру присвоят еще один титул — «министра личной жизни Миттерана», бдительного и преданного хранителя главной тайны президента, а значит — и республики. Следы этой тайны проступали и при его жизни, но почти никто не связывал воедино невинные факты. В 1974 году Гросувр стал крестным Мазарин, дочери искусствоведа Анн Пенжо от неизвестного отца. Странным было лишь то, что, когда беременность стала заметна, Анн уехала в Лондон и вернулась во Францию накануне родов, причем рожала не в Париже, а в Авиньоне. Гросувр купил для нее дом, но никто не смог бы доказать, что он был подставным лицом. Наконец, он настоял, чтобы Пенжо переехали на Бранли, в квартиру, находившуюся прямо под его собственной.

Он сам вел двойную личную жизнь с 1981 года: не разводясь, проводил часть времени с семьей, но жил с Николь. Однако Пенжо была не его пассией. Летом 1961 года ее мать попросила своего друга Миттерана присмотреть за дочерью, уезжавшей с родного юга учиться в Париж. Покровительство переросло в любовь, у Миттерана появилась вторая семья и дочь Мазарин: его жена Даниэль смирилась с реальностью. Гросувр — с его-то опытом — курировал «операцию Мазарин» блестяще.

Опека над Пенжо заключалась не только в том, что даже беби-ситтерами у девочки были «бородачи» — «барбуз» (46) — отпетые наемники госбезопасности, готовые, не щадя живота своего, ликвидировать кого угодно и где угодно. Даже «антитеррористическую ячейку» создали не столько в ответ на волну терактов в Париже в 1982 году, сколько для предотвращения утечки информации о Мазарин. Ее главной головной болью был не какой-то там Абу Нидаль со своим «Черным сентябрем», а полуслепой писатель Жан Эдерн Алье, создатель газеты «Интернациональный идиот» (среди ее ведущих сотрудников был Эдуард Лимонов). Он шантажировал Елисейский дворец рукописью «Дядюшка (прозвище Миттерана. — М. Т.) и Мазарин» («Потерянная честь Франсуа Миттерана»). Но проблему Алье можно было решить, обменяв его молчание на погашение огромной налоговой задолженности. Да и сам он выкидывал такие коленца — от поджога квартир литературных антагонистов до инсценировки своего похищения, — что разоблачения было легко списать на его вздорный характер и саморекламу или на обиду, что бывший друг Миттеран не назначил его министром культуры. Алье, получив отказы от семнадцати издателей, сжег рукопись перед Елисейским дворцом, но был уверен, что Миттеран «заказал» его.

Такая степень доверия Миттерана к Гросувру делала его почти членом президентской семьи. Но семья охот-ничего не пожелала видеть президента на отпевании. Он все же пришел — и оказался в полной изоляции. Патрик, сын Гросувра, не заметил протянутой руки президента, гости негромко свистели ему в спину или демонстративно отворачивались. Через два дня Патрик попытался объясниться с президентом. Миттеран резко прервал его — «Ни нам, ни вам лишний шум не нужен», — когда тот возмутился исходящими от президента слухами об отце.

И Миттеран, и его ближний круг еще до похорон стали расписывать Гросувра как ходячую развалину: якобы он страдал от депрессии, приступов тревоги, дрожи в руках, болей в конечностях, панического страха старости, слабоумия, не раз заводил речь о самоубийстве. Подключился даже шофер Миттерана, уверявший, что за неделю до смерти Гросувра бросила двадцативосьмилетняя мадемуазель С., с которой тот встречался два года. Гросувр выглядел параноиком, решившим из-за бабы нагадить лучшему другу, застрелившись прямо во дворце. Архивов же, по словам министра иностранных дел Ролана Дюма, у него не было вовсе. Пропавшие мемуары — на самом деле считаные страницы заметок о детстве.

Если так, то зачем же Гросувр назначил на 14 апреля встречу с издателем: похоже, рукопись была завершена и повествовала вовсе не о детстве, а о современности, о Миттеране. А их отношения настолько деградировали, что президент прервал трогательную многолетнюю традицию провожать старого друга на Бранли. Гросувр не только не таил отвращения к коррумпированному двору и сыну президента, торговцу оружием Жану Кристофу по прозвищу Папа мне сказал, но и выказывал его в беседах с журналистами.