Убийства мальчиков-посыльных - [15]

— Вы очень хорошо сделали, господин Волковед, — сказал ему я. — А этот пакет, вероятно, — биография дрессировщика лошадей, для меня. Я рад, очень даже рад. Не выпьете немного виски?

— Вы правы, я Волковед, — улыбнулся он. Его улыбка казалась ненастоящей. Да и, пожалуй, все, что бы ни делал этот человек, казалось безупречным, но не настоящим. — Одним словом, личность, имя и внешность которой вспоминается с трудом, — продолжал он с легкой насмешкой в голосе. — За приглашение выпить благодарю; но, к сожалению, вынужден отказаться. Страдаю заболеванием желчного пузыря-с. Даже если капельку выпью, то потому будет так плохо, что вы даже представить себе не можете. А вы, надо полагать, давно дружите с мсье Жакобом, раз он развел такую бурную деятельность, чтобы я как можно скорее доставил вам все до единого тома этой биографии вашего драгоценного лошадиного дрессировщика? Я, правда, еще сам только третий том читаю.

— Как вам будет угодно, как угодно, любезнейший, — торопливо проговорил я. — Вам тоже подарок… То есть, э-э-э… мне бы тоже хотелось вручить вам кое-что. Нашелся вам подарок…. То есть я нашел… Зайдете как-нибудь… То есть… Я хочу сказать, если вы как-нибудь зайдете…

Я растерянно замолчал и с яростью уставился на него. Это было уже чересчур! Язык-то у меня хорошо подвешен, я ж не из тех, кто мямлит, не умея связать двух слов! Но этот тип каким-то образом умудрялся так влиять на людей, что они начинали бормотать бессвязные глупости. Мне волей-неволей вспомнился Человек в Медвежьей Шапке. А может, мы все — все! — выглядели такими роботами?

Моя растерянность и злоба, как ни странно, успокоили господина Волковеда. Он явно смягчился. Глаза его засияли, и, мило улыбаясь, он спросил:

— Вы подготовили для меня подарок? Большое спасибо! Нет, в самом деле, большое спасибо!

Он даже глазами мог улыбаться. А может, эта ангельская улыбка была на самом деле его защитной броней? От выпитого моя подозрительность усилилась. Я видел в быке — теленка, в соломе — бриллианты, а в роботах — ангелов с разбитым сердцем.

— Могу ли я чем-то быть вам полезен? — с готовностью спросил он полным нежности голосом. — По словам мсье Жакоба, вас интересуют убийства мальчиков-посыльных?

— В какой-то степени да, — ответил я. — Но я слишком мало знаю о них. Если бы вы смогли просветить меня хоть немного в этом вопросе, было бы замечательно.

— Как вам известно — или не известно, — произнес он, прочистив нос, — мальчики-посыльные являются шедевром генной инженерии.

— Как это?! — вскрикнул я. — Генной инженерии?

— Это чистая правда, — кивнул он. — Разве то, что они все как один и похожи друг на друга так, что невозможно отличить, причем не только одеждой, а их внешность, голос, походка, манера говорить, цвет волос, кожи и глаз тоже одинаковы; разве то, что у них у всех одинаковые ямочки на щеках, не показалось вам странным?

— Вы не поверите, — ответил я, — но я совершенно не думал об этом, пока вчера мне кое-что не приснилось. Посыльные ведь всегда рядом… Как бы сказать, они все — как телеграфные столбы. Вы замечали, что телеграфные столбы отличаются друг от друга?

— Но они-то люди, — возразил господин Волковед. — И этих людей убивают одного за другим. — Понизив голос, он добавил: —В прошлом месяце мне довелось видеть труп одного из них. У него на шее были следы лапы какого-то зверя, и поэтому меня попросили провести исследование. Знали бы вы — что это такое, увидеть, как это милое крошечное тельце лежит, бездыханное, на земле! Поверьте, зрелище это невыносимо.

У меня ком стоял в горле, и я почти прошептал:

— Да, все это очень печально, очень печально. Пожалуйста, расскажите мне все, что знаете про посыльных.

— Семя самых уважаемых и великих мужей этого города… — начал было он, но потом запнулся в нерешительности, вновь уставившись на стакан, налитый мной до краев.

Голова у меня раскалывалась, в висках ломило, желудок терзала изжога. Напиться бы хорошенько! Удалось бы тогда забыть эту боль, это дурацкое тело, доставляющее такие страдания. Получилось бы душой оказаться далеко от него.

— Не обращайте на меня внимания, продолжайте, прошу вас, — сказал я. — Я пью только в это время дня.

Теперь он заговорил, смело глядя мне в глаза. Его собственные глаза, слегка раскосые и карие, скрывавшиеся за очками, опять почти ничего не выражали. Он часто прерывался; но больше ни разу не запнулся, говоря все так же совершенно и правильно.

— Да, в нашем городе особым образом хранят семя самых великих и уважаемых мужей, и в нужное время его вводят специально отобранным матерям посыльных. Их находят и тщательно выбирают путем различных генетических расчетов. Обычно выбирают самых красивых и умных женщин со светлыми волосами, которые своей красотой и умом выделяются среди других. Их держат под строгим контролем вплоть до рождения ребенка, и если выясняется, что ребенок родится с каким-нибудь изъяном, то их заставляют избавиться от него. На свет появляются только безупречные малыши. Поэтому посыльные — главный предмет гордости нашего города. А если, несмотря на такие расчеты и контроль, рождается, скажем, ребенок не со светлыми волосами или не слишком красивый, то это — удар для матери посыльного, который приводит к сильному нервному срыву. Тогда женщина обычно кричит, что плохо изучили ее генную структуру либо введенное ей семя было недостаточно качественным. Некоторые даже клянутся никогда больше не иметь детей. Этих сыновей, которых можно с рождения считать «изгоями», сразу же забирают у матерей и помещают в особые детские дома для сирот. Но такие ужасные ошибки случаются нечасто. Знаете ли вы, что во всем нашем городе всего лишь семьдесят — восемьдесят посыльных? На самом деле их точное количество, и какие-либо подробности об их жизни не особо известны. Они живут очень закрыто.