Убийцы Сталина. Главная тайна XX века - [10]

Любой мало-мальски важный вопрос, требующий вмешательства государственной власти СССР, поступал сначала к секретарям и в Политбюро, там рассматривался, и если он мог быть решен Политбюро на основании действующих законов, то Политбюро его решало, и его решение передавалось Правительству СССР для исполнения. Кстати, официальный глава страны — председатель Совнаркома (Совмина) всегда был членом Политбюро и председательствовал на его заседаниях. Поэтому получалось, что он перед тем, как рассмотреть вопрос со своими министрами, сначала рассматривал его с товарищами по партии. Членами Политбюро при Сталине, как правило, были наиболее выдающиеся на тот момент государственные деятели (поскольку в то время партийных и государственных деятелей невозможно было разделить — это было практически одно и то же).

Если вопрос требовал изменения законов Советского Союза, то решение Политбюро адресовалось в Президиум Верховного Совета, и Президиум издавал соответствующий указ либо изменял или принимал новые законы, утверждая их впоследствии на съезде Верховного Совета. А Председатель Президиума Верховного Совета тоже всегда был членом Политбюро, т. е. фактически получалось, что и он тоже перед тем, как рассмотреть вопрос в Президиуме Верховного Совета, рассматривал его с товарищами по партии.

Так было устроено управление Советским Союзом, и, повторяю, для исторического момента от революции до конца Великой Отечественной войны (Второй мировой войны) это было вынужденное, но правильное устройство (с учетом того времени и для того уровня знаний об управлении).

Пожалуй, теперь нужно сказать несколько слов о персоналиях этой системы.

Вожди большевиков

Очень долгое время Российская коммунистическая партия большевиков (до Октябрьской революции — социал-демократическая) в семье российских социалистов по численности и влиянию занимала очень скромное место. От партии социалистов-революционеров (эсеров) ее отличало то, что она делала ставку не на крестьянство, а на рабочий класс и не признавала индивидуального террора, охотно использовавшегося эсерами. А от собратьев социал-демократов (меньшевиков) ее отличала бескомпромиссность по отношению к власти: никакого сотрудничества с буржуазными партиями — только полный захват власти в свои руки. Основой действия ВКП(б) (тогда РКП (б) была теория Карла Маркса о неотвратимости перехода власти в руки пролетариата и построения им бесклассового коммунистического общества.

Бессменный вождь большевиков (расколовший социал-демократов на большевиков и меньшевиков) В.И. Ленин практически всю свою революционную жизнь провел за границей, по этой причине реальный русский народ знал плохо и посему свято верил в марксизм. Работал он упорно, не унывал ни при каких неудачах и трудностях. А их было полно. Один из тогдашних революционеров А.Д. Нагловский так описывал состояние самой большой (петербургской) организации ленинской партии накануне неудавшейся революции 1905 г.:

«Насколько вообще тогда, в 1905 г., были слабы большевики и насколько не имели корней в массах, показывает факт, что вся организация их в Петербурге едва ли насчитывала около 1000 человек. А в Нарвском рабочем районе — человек около 50-ти. Связи с рабочими были минимальны, вернее сказать, их почти не существовало. Большевистское движение было чисто интеллигентское: студенты, курсистки, литераторы, люди свободных профессий, чиновники, мелкие буржуа, вот где рос тогда большевизм. Ленин это прекрасно понимал, и, по его плану, эти «кадры» партии должны были начать завоевание пролетариата. Тут-то и интересовали его Нарвский район и самый мощный питерский Путиловский завод, где тогда имели большое влияние гапоновцы.

В страховом обществе, куда я пришел с явкой от Ленина, меня встретил мрачный бородатый мужчина, дал все указания, адреса. И вскоре я приступил к попытке создать на Путиловском заводе «большевистскую организацию».

Питерские рабочие шли тогда за меньшевиками и эсерами. В течение многих недель я пытался сколотить хоть какой-нибудь большевистский рабочий кружок на Путиловском заводе. Но результат был плох. Мне удалось привлечь всего-навсего пять человек, причем все эти пять, как на подбор, были какими-то невероятно запьянцовскими типами. И эта «пятерка» на наши собрания приходила всегда в неизменно нетрезвом виде.

Вскоре эта моя «деятельность» неожиданно оборвалась: был издан манифест 17го октября, после которого большевистская организация в Петербурге могла уже приступить к более или менее широкой полулегальной работе.

Но так как ни широкие массы питерских рабочих, ни другие революционные партии в Питере лозунга вооруженного восстания не разделяли, то начать вооруженное восстание здесь большевики не решились, обратив все свое внимание на восстание в Москве.

Разумеется, и это восстание имело не много шансов на успех. Оно и было подавлено. И в результате разгрома как восстания, так и партии в среде последней возникла острая оппозиция к Ленину, критиковавшая его «авантюристическую тактику», обрушившаяся на его «нечаевщину», на тактику «вспышкопускательства». Но Ленин в своей «линии» был абсолютно твердокаменен. Ленин остался на своем. По его мнению, восстание было нужно, и прекрасно, что оно было. От своих положений Ленин никогда не отступал, даже если оставался один. И эта его сила сламывала под конец всех в партии».