Убийца теней - [13]

Голос из-за спины. Как гром с ясного неба? Нет, что там гром. Хуже. Хотя негромкий совсем. Но такой резкий, жесткий, железный, стальной голос:

- Лорк?..

Узнал он этот голос. Как не узнать... Узнал, и не страх, не ужас, а высшее, потустороннее чувство какое-то Лорка к месту пригвоздило. Точно молния небесная ударила, от макушки до пяток пронзив, только незримая молния. Так и застыл лицом к полке.

- Лорк, посмотри на меня.

Повернулся. Как же первому священнику обители не подчиниться?

Глаза отца Воллета из-под низко надвинутого капюшона, из тени смотрели без гнева и даже как будто с сожалением.

- Разве тебе не известно, что во внутренний зал библиотеки входить нельзя?

- Известно, отец Воллет... - Лорк сам удивился, как смог это произнести. Как смог произнести хотя бы что-то. Казалось, вмиг пересохший язык прилип к небу и никогда уже не пошевелится.

- Нельзя никому, кроме узкого круга доверенных братьев, которые наверняка могут отличить добро от зла, - продолжалВоллет, как бы не расслышав слов Лорка. - А ты к этому доверенному кругу никак не относишься.

Воллет возвысил голос - не до крика, а до какого-то металлического звона. Он был единственным известным Лорку человеком, которому удавалось говорить вот так. Лорк невольно сделал шаг назад и уперся спиной в книжные полки. Дальше отступать было некуда.

- Таким как ты меньше всего дозволено бывать здесь, - тихо и проникновенно громыхал голос Воллета. Да, именно так - "тихо громыхал". Умел Воллет и "тихо громыхать", и громко, если надо. - Или ты забыл, кто ты есть? - в этой фразе прозвучало неподдельное изумление, которому не поверить было нельзя. Лорк почувствовал, что если раскаяние способно убивать, его оно вот-вот убьет. - Забыл, чей ты сын? Как опозорила себя твоя несчастная заблудшая мать? Неужели ты не в состоянии представить себе, каких душевных мучений стоил мне этот выбор - свершить праведный суд над тобой, сыном духа-искусителя, или проявить милосердие и постараться спасти тебя, очистить твою несчастную душу, придать ей человеческий облик? Я выбрал второе, Лорк. Я выбрал милосердие. И вот уже двадцать лет стараюсь смыть с тебя грех твоей неразумной матери. Двадцать лет пытаюсь внушить тебе смирение и благочестие, вырвать все семена зла из твоей души, чтобы они не дали всходов. И чем ты отвечаешь мне? Я понимаю, в твоей природе зла и коварства больше, чем у любого из нас, но неужели ты не в состоянии проявить ни капли твердости? Неужели совсем не можешь противостоять своим низменным позывам? Неужели ложь, притворство и обман так притягивают тебя? Неужели мои молитвы и мой труд, затраченный на твое воспитание, настолько бесполезны, что в тебе нет ни малейшей стойкости перед искушением?

"Неужели, неужели, неужели..." Слова Воллета подобно множеству раскаленных игл вонзались в ничем не защищенный разум Лорка. Он почувствовал, как по его щекам текут слезы и, словно подкошенный, упал на колени и закрыл ладонями лицо.

- Простите... простите меня, отец Воллет... - все, что смог выдохнуть он, с трудом подавляя душившие его рыдания.

- Встань, - почти бесстрастно приказал Воллет. - Идем.

Пошатнувшись, Лорк поднялся на ноги. Первый священник собрался как будто поддержать его, но тут же отступил назад. "Не думай, что я поступил так, брезгуя оскверниться прикосновением к грешнику, - говорил взгляд его темных глаз. - Я лишь даю тебе возможность бороться самому. Вопреки всему я еще доверяю тебе".

Лорк хотел нагнуться, чтобы подобрать валяющиеся на полу книги, но Воллет сделал отрицательный жест, спорить с которым было нельзя:

- Нет. Не трогай. Не усиливай искушения в них заглянуть. Предоставь иметь с ними дело тем, кто давно научился одерживать верх над своими низкими чувствами.

Первый священник сам поднял книги и убрал на полку. Молодой человек понял, что Воллет при всей своей проницательности ошибся. Он не видел, как Лорк вытаскивал запретное сочинение из-за пазухи, и решил, что тот во внутреннем зале впервые, только прикоснулся к книгам и уронил их. Воллет не знает, что Лорк прочитал том, написанный Марвеном. Сказать ему, открыть все?.. Но Лорк не нашел в себе сил поступить так. Пусть причиной тому еще одно наущение злого левобережного духа - покаяться во всем и до конца он сейчас просто не в состоянии.

Чувства, которых Лорк словно бы лишился полностью, слушая слова Воллета, теперь возвращались к нему. Он с новой силой ощущал книжный запах, пропитавший воздух библиотеки, и видел цветные лучи, преломленные витражом. Сегодня они не такие яркие, как в тот день, когда он забрал книгу, потому что тогда было солнечно, а сегодня небо хмурится - наверное, дождь будет к вечеру.

И еще Лорк заметил вдруг стрекозу, непонятно откуда взявшуюся в библиотеке, летающую под высоким потолком. Прежде Лорк никогда не видел, чтобы стрекозы попадали в комнаты - это ведь не мотыльки, не мухи, не пчелы с комарами. И, в отличие от всех этих насекомых, которые, угодив в плен, тщетно ищут выхода, колотятся об оконные стекла и не замечают открытых дверей, радужная стрекоза, покружив по внутреннему залу, вылетела во внешний, а потом упорхнула дальше, на лестницу. Почему-то Лорк был уверен, что путь к свободе она определила безошибочно. Но тут же он удивился себе - как в такой момент можно о каких-то стрекозах думать?