Убийца Шута - [234]

Даже из кухни я могла слышать бормотание и хныканье за стеной. Потом в отдалении послышались мужские голоса, они перекрикивались друг с другом на незнакомом языке.

— Кто они? — отчаянно спросил Ель. — Почему они здесь? Что они делают? Что они кричат?

— Это не важно. Шевелись. Живо! — я толкнула их к двери.

Когда Ель и Айви исчезли в кладовой, я схватила пачку салфеток со стола и упала на колени, чтобы размазать водянистые следы. Персеверанс понял мою идею и стал помогать. Мгновение спустя мы изменили направление мокрой полоски.

— Оставим дверь открытой. Они подумают, что мы пришли и снова ушли, — предложил Персеверанс.

Я распахнула дверь.

— А теперь тебе лучше уйти, — сказала я ему. Я пыталась, чтобы мой голос не дрожал.

— Сначала спрячу вас. Я затолкаю коробки к стене и прикрою проход за вами.

— Спасибо, — прошептала я.

Я побежал в кладовую, упала на колени и поползла за ящики.

Вход был закрыт. Я поцарапалась в дверь, потом тихонько постучала и прижалась к ней ухом. Ни звука. Они послушались меня и пошли дальше по коридорам. Кто-то закрыл дверь, и потайной замок сработал.

Я не могла войти. Персеверанс высунулся из-за угла.

— Торопитесь! Идите!

— Я не могу. Они закрыли дверь и она захлопнулась. Я не могу открыть ее с этой стороны.

Какое-то время мы смотрели друг на друга. Потом они тихо заговорил:

— Задвинем коробки, чтобы спрятать проход. А потом вы пойдете со мной на конюшню.

Я кивнула, стараясь, чтобы слезы и рыдания не вырвались из моей груди. Больше всего на свете я жаждала надежно укрыться в стенах. Это было мое место, мое убежище, и теперь, когда я особенно в нем нуждалась, оно недоступно. Моя боль от этой несправедливости была не меньше моего страха. Персеверанс начал толкать ящики, плотно прижимая их к стене. Я стояла и смотрела на него. Страх рос во мне. Когда у меня был план, когда я думала только о побеге через кладовую, я была спокойна. Теперь на меня нахлынули мысли о смерти Рэвела и битве, которая шла в доме. В Ивовом лесу. В славном тихом Ивовом лесу. Где не было отца. Проливалась ли кровь здесь раньше?

Персеверанс взял меня за руку, будто младшую сестру.

— Пойдем. Па знает, что делать.

Я не стала говорить, что до конюшен нам придется бежать у всех на виду, и что мои туфли годятся только для коридоров поместья. Я пошла за ним, мы покинули кухню через заднюю дверь и вышли в снег. Мы побежали по открытому саду, придерживаясь своих следов до самой оранжереи, но не вошли туда. Вместо этого тихо я пошла за Персеверансом, прижавшимся к стене дома. Мы двигались за кустами, стараясь не потревожить снег на их ветках.

Отсюда многое было слышно. С незнакомым акцентом кричал мужчина:

— Сидеть! Сидеть, не двигаться!

Персеверанс тоже это слышал, и повел меня в направлении голоса. Мне казалось, это худшее, что мы могли сделать, но я все-таки пошла за ним.

Мы обогнули конец крыла и остановились. Здесь росли раскидистые кусты остролиста, колючие зеленые ветки и ярко-красные ягоды резко выделялись на белом снегу. Через тонкие домашние туфли я чувствовала слой колючих опавших листьев. Мы сжались под кустами, как зайцы, и внимательно смотрели перед собой.

Перед главной дверью дома растерянными овцами сбились в кучу люди Ивового леса. Они стояли в заснеженной аллее в домашних одеждах, сжимаясь от холода, обнимая друг друга и тихо похныкивая. Большинство из этих людей я знала всю жизнь. Кухарка Натмег стояла рядом с Тавией и с вызовом смотрела на захватчиков. Я узнала менестрелей по ярким одеждам. Они сбились в кучку и в изумлении оглядывались. Кэфл обняла себя за плечи, раскачиваясь взад и вперед от горя. Горничная Шан стояла рядом с ней, сжимая разорванное спереди платье. Она была босиком. Трое крепких всадников смотрели сверху вниз на толпу людей. Мне показалось, что одного из них я видела раньше, но не могла вспомнить, где именно. У всех троих в руках были окровавленные мечи. Двое молчали. Только один из них орал на всех, приказывая сидеть, сидеть! Немногие подчинились ему.

В стороне, лицом вниз, замерли два тела. Красный снег таял под ними. Один из них был Фитц Виджилант. Я узнала этот красивый жакет, эти штаны, сшитые на заказ. Я только утром видела его, и понимала, что это он, но никак не могла уместить все это в голове.

— Я не вижу па, — еле слышно произнес Персеверанс. Я кивнула. Теперь я заметила нескольких конюхов, но его отца среди них не было. Мертв или убежал, подумала я.

Из поместья вышла женщина и направилась к пленным. Она выглядела совершенно обычно: пухленькая, тепло одетая женщина средних лет. На ней были меховые сапожки, толстый шерстяной плащ и меховая шапка, надвинутая на уши. Круглолицая, с прыгающими каштановыми локонами, она выглядела какой-то чересчур веселой. Она подошла к человеку, который приказывал людям сидеть, и посмотрела на него. Ясно было, что она что-то спрашивает у него, но этого языка я не знала. А вот его отрицание было понятно без перевода.

Она громко заговорила с пленными. Акцент был незнакомый, но я понимала слова.

— Недавно сюда привезли мальчика. Может быть, в последние пять лет, но более вероятно — в последние несколько месяцев. Его кожа бледна, как снег, у него белые волосы. Отдайте его нам, и мы уйдем. Он может быть маленький, как ребенок или подросток. Когда мы его увидим, мы узнаем. Здесь его нет, но вы должны понимать, о ком мы говорим, — она остановилась, ожидая ответа, а затем успокаивающе добавила: — Он не один из ваших. Он всегда принадлежал нам, и мы просто хотим отвезти его домой. Мы не причиним ему никакого вреда, а если вы скажете нам, вас тоже никто не тронет.