Убийца по имени Ной - [75]

Пан или пропал, решил Виктор и под охраной чернорубашечников направился к привокзальной площади. Если пан — то будем считать их почетным эскортом для сопровождения важного официального лица, усмехнулся Виктор. Ну а если пропал — пусть отдадут воинские почести при погребении заслуженного воина — борца за победу добра над злом в одном, отдельно взятом, районе земного шара.

— А я смогу носить такую же форму? — прикинулся Виктор.

— Саван тебе больше подойдет, — невозмутимо ответил Ной.

— Но это еще как знать, — усмехнулся Виктор. Краем глаза он заметил, что подружки, как заправские пинкертоны, с безопасного расстояния наблюдают за происходящим.

II

Все это уже было: таинственность, мистика, неизвестность в самых обычных проявлениях человеческой жизни. Раньше подобное завораживало Виктора, теперь откровенно раздражало. Ему стоило огромных усилий не послать куда подальше Ноя, этого надутого, самодовольного индюка, паразитирующего на придуманном духовном учении. Он так вошел в роль, что никогда уже, наверное, из нее не выйдет. Эта роль стала его натурой… Вот о чем думал Виктор, пока его куда-то везли.

Виктор позволил себе совершенно расслабиться.

— А куда делся тот лагерь в степи? Неужели все вознеслись?

— Моисей повелел оставить то место, оскверненное убийством, — отвечал Ной.

— Мудрое решение, — согласился Виктор. — А сколько спасающихся мы имеем на сегодняшний день? Я имею в виду — призванных трудиться в поте лица своего на благо нашей церкви?

— Число их катастрофически падает… Моисей недоволен. Он настолько недоволен, что грозит жестокими наказаниями! Ты — главная причина катастрофы!

Ной взглянул в лицо Виктору.

Ничего хорошего эта фраза не предвещала. Ною нравилось играть в такие игры: удав, парализующий своим взглядом кролика.

Виктор сидел на заднем сиденье стремительно мчащейся в неизвестность машины, зажатый с двух сторон братьями-чернорубашечниками. Ной сидел впереди.

— Я знаю, как предотвратить катастрофу! — сказал Виктор.

Почетный эскорт понимающе переглянулся: блефует…

Ной усмехнулся.

— Говори, брат Иосиф!

— Нет, только самому главному.

— Я самый главный, — повернулся Ной к Виктору.

— Нет, не ты.

Ной удивленно посмотрел на него. Злоба и пренебрежение отпечатались на лице вице-праведника.

— Ты предал дело нашей церкви. Я могу тебя немедленно отправить к праотцам, но пусть состоится суд над предателем — чтобы другим неповадно было, — бесстрастно сказал Ной.

— Ты не сможешь этого сделать. Помолись, брат Ной, — и Моисей ответит тебе, что я знаю то, что вам неизвестно… — бесстрашно произнес Виктор. — Моисей назвал меня победителем. Он очень мудрый человек…

— Человек? — воскликнул протестующе Ной. — Моисей — ветхозаветный праведник, почти бог. Мало того что ты предал — ты еще и кощунствуешь!

— Я верю тому, что написано в Библии. Но я говорю о человеке, который возглавляет нашу церковь, которому мы молимся…

Ной заерзал на переднем сиденье — всего несколько секунд был вне себя, но Виктору было достаточно, чтобы понять: бьет именно в ту точку.

— Это твое кощунство в сотни раз хуже любого предательства, — наконец произнес он. — Тысячи самых жестоких казней не смоют его.

— Я знаю, что Моисей меня любит и уважает, — продолжал юродствовать Виктор. — Он даже помог мне бежать из адских недр, я имею в виду — из милиции. Я бесконечно благодарен ему за все, за все, что он для меня сделал. И только ему я расскажу, как предотвратить надвигающуюся катастрофу.

— Останови! — приказал Ной водителю-чернорубашечнику.

Машина остановилась.

— Я прошу тебя, брат Ной: не делай необдуманных поступков — Моисей не простит тебе этого, — как можно спокойней сказал Виктор, хотя понимал, что надежды почти нет.

— Выведите его! — приказал Ной охране.

Дверца распахнулась, и ребята в черных рубашках повели Виктора в лесок при обочине. Лесок был жидковат, но, во всяком случае, они выехали из степной зоны. Теперь они были гораздо севернее, — в лесостепи.

— Скажите брату Ною, что он очень пожалеет о содеянном.

Виктор все еще держался спокойно. Он шел впереди, за ним следовали чернорубашечники. И что они могли сейчас сотворить с ним — одному Богу известно.

— Стой! — крикнул Ной. — Говори!

— Нет, только главному.

— Последний раз предлагаю!

— Нет.

Несколько мгновений все молчали.

— Отбой! — наконец крикнул Ной. — Возвращаемся!

Ноги у Виктора подкосились, и он стал падать. Чернорубашечники втащили его в автомобиль. Потом Виктору завязали глаза по специальному знаку Ноя. Тот приказал водителю:

— На запасной!

«Неужели на аэродром? — удивился Виктор. — Надо же — все схвачено! Вот куда идут денежки несчастных облапошенных. Столь искусно раздуваемая ненависть к родителям-упырям, зачавшим детей в грехе, имеет, оказывается, вполне материальное обоснование. Сначала возбудить ненависть, а потом приказать тащить из дома ненавистных родителей все, что поценнее. Так было и с Ольгой, так же — с Майей, Олиной подружкой. Почерк один и тот же. Если на улице кто-то к тебе подойдет и скажет: давай родительские деньги — ты, пожалуй, заявишь в милицию. А здесь, в этой чертовой церкви, говорят то же самое — и люди с удовольствием подчиняются. Ты сам, идиот, поверил. Почему? Ты поверил, потому что возгордился, — подписал сам себе приговор Виктор. — По гордыне же и понесло тебя в праведники. Так потихоньку становился все праведнее и праведнее, глядь — уже и к самому главному праведнику везут. Вот теперь, Витя, победитель дорогой, спасай себя, чтобы неповадно было спасать других…»