Убийца - [9]

Шрифт
Интервал

Он вышел из квартиры в середине дня, ему предстояло свидание с одной из шикарных женщин, запирая дверь, он случайно заметил, что соседняя дверь чуть приоткрыта. Когда он захлопнул свою дверь, солнечный свет остался там, а на площадке сделалась темнота, и стал заметен узкий коридорчик света, выступающий из соседней приоткрытой двери. Любопытство кольнуло Рассадина, естественно, сразу пришла мысль о Лене, он представил, она сейчас поднимется с пустым мусорным ведром, или выйдет из квартиры и тоже станет запирать дверь снаружи. Но не произошло ни то, ни другое, а ему захотелось очень увидеть ее, хотя сегодня им было совсем не по пути.

Рассадин мог повернуться, сбежать по лестнице, и дальше программа его была ясна, как может быть ясным десятки раз повторенное одно и то же наскучившее развлечение. Если бы не любопытство — извечный маятник судьбы человеческой — он бы так и поступил; но он как будто бы нечаянно подтолкнул локтем соседскую дверь, и опять никого не увидел. За дверью ему открылся коридор и почти рядом с дверью — опрокинутая этажерка, на которой лежали у соседей газеты, телефонные справочники, а наверху были брошены обычно шарф и шляпа хозяина и платки-косынки хозяйки; сейчас все это валялось в беспорядке на полу. Генеральная уборка, подумал Рассадин, и просунул голову в дверь — без приглашения — робея, заранее улыбаясь, готовый бодрой, веселой репликой приветствовать свою мучительницу.

Не имея ни малейшего представления, какой рубеж он переходит, Рассадин перешагнул порог и позвал:

— Лена... Лена!..

Никто не откликнулся, но ему показалось странным, что стеклянная дверь на кухню разбита и осколки валяются неприбранные, в глубине коридора на полу кинута деревянная коробка с отломанной дверцей, ему показалось, она сломана только что, похоже, это была домашняя аптечка, дверь в большую комнату была открыта, но никто не показывался, как будто в квартире никого не было.

Осколки стекла, сломанная коробка, этажерка, вещи на полу, и что-то еще непонятное, неуловимое, что он угадывал чувствами, но не умел осмыслить, стерли улыбку с его лица, и он пошел по коридору, тревожно прислушиваясь, его охватила робость совсем иного свойства. Он покорно двигался навстречу открытой двери, почти не обратив внимания на дверь в другую комнату, непонятно, что заставляло его. Он вдруг сообразил, что не разбитая кухонная дверь, не этажерка, не деревянная коробка принудили его повиноваться — главное, тапки, женские маленькие тапки на каблучке, едва заметные в всеобщем беспорядке, но один лежал бочком сразу же рядом с этажеркой, а второй дальше зацепился у основания открытой двери, Рассадин как раз поравнялся с нею.

Он посмотрел в комнату и увидел — сначала то, что находилось ближе к нему, а потом... голову. В следующий момент он с еле сдерживаемым криком, но с какими-то горловыми звуками, дрожа всем телом, бросился из квартиры и столкнулся с человеком, идущим навстречу: это был отец Лены.

— Не ходите... туда, — через силу сказал Рассадин, потеряв способность правильно строить фразу из слов, — не ходите... Вызвать... Милицию... Не ходите!..

Отец Лены, крупный и плотный мужчина, растерянно смотрел на разгром и неожиданного гостя, тем не менее он решительно отстранил Рассадина и пошел в большую комнату. Рассадин остановился на месте, ноги приросли к полу, он не имел сил пошевелиться.

Стон — не возглас, не проклятия — стон и хрипы послышались оттуда, и почти сразу мягкий грохот, как если бы упала книжная полка на мягкий ковер.

Он не хотел идти туда, назад. Не хотел здесь оставаться. Его била дрожь, и он заметил, что в горле опять вибрирует прерывистый звук. С усилием отрывая ноги от пола, он заставил себя преодолеть это чудовищное расстояние и еще раз заглянуть в комнату.

Возле тела Лены в согнутом положении на боку лежал и хрипел с закрытыми глазами ее отец, издавая ртом бульканье: бу-бу-бу... бу-бу-бу, — услышал Рассадин, сам почти теряя сознание, побежал со всею доступной скоростью — вон отсюда.


Со своего телефона он набрал ноль-два и стал поспешно объяснять девушке, что произошло. Она не стала его долго слушать, после слова убийство спросила адрес, район:

— Соединяю с районным управлением внутренних дел...

От момента, когда он сделал вызов, до появления первых двух милиционеров, Рассадин заметил по часам ровно восемь минут; в нем шевельнулось чувство уважения к их оперативности.

Затем, минут через двадцать, появились еще милиционеры и штатские. Минут через тридцать приехала скорая помощь, увезла парализованного отца.

Рассадина допросил сначала следователь из милиции, после него следователь из прокуратуры уточнил некоторые детали. Отдельно спросили его, прикасался ли он к коробке, — нет; заходил ли на кухню — нет, вообще в ту сторону не сделал ни шага? — нет.

Служебная собака след не взяла, обнюхала Рассадина, гавкнула пару раз, и когда сошла с лестницы, во дворе стала растерянно глядеть виноватыми глазами на собаковода. Ничего определенного не могли предъявить ей, чтобы она могла начать свою работу.

Следователь из милиции присел над коробкой, которая явно не случайно оказалась на полу в этом месте коридора: кто-то уронил или бросил здесь аптечку.


Еще от автора Роман Литван
Мой друг Пеликан

Роман из студенческой жизни весной 1956 года, когда после знаменитого письма ХХ съезда «о разоблачении культа личности» в умах людей произошло землетрясение. Белое стало вдруг, именно вдруг, черным, а черное белым. В то же время почувствовалось некое свежее дуновение, словно крепостная стена рухнула. Особенно в среде молодежи начались свободолюбивые бурления, и говорить стали свободнее, безогляднее, забыв страхи и сомнения.А при том старое тюремное прошлое не забывалось, тянуло вспять, и вот такое смешение увязших в трясине ног и свободного порыва вверх наложило незабываемый отпечаток на ту эпоху и ее настроения.


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.