Убивающий взглядом - [10]

Данил стоял в стороне и не моргая, смотрел на все своими широко открытыми круглыми глазами. Он не шевелился, не двигался, хотя взрослые вокруг стали суетиться.

Маму все еще рыдающую, подняли, усадили на диван, потом комната заполнилась совершенно чужими людьми. Они ходили, смотрели, несколько раз вспыхнул свет. Потом все ушли и унесли на носилках труп. А Лида все плакала. Соседки хлопотали над ней, потом разошлись по квартирам, махнув на все рукой, ушли обсуждать по своем квартирам, в кругу семьи, такую новость.

А Лида плакала, не в силах поверить в смерть того, кого боялась до дрожи, и, не смотря ни на что, любила так же сильно. Любила так, что терпела побои и издевательства, прощала и продолжала любить.

Лида никого ничего не видела. Она горько плакала и не почувствовала, как к ней подошел Данилка. Сначала он робко тронул ее колено, потом прижался к согнутой в локте руке, стараясь оторвать ее от лица.

— Мама, мама.

Лида подняла голову, еще ничего не понимая.

— Я убил папу.

Глава 6

— Я убил папу, — повторил Данилка упрямо, глядя на мать круглыми все еще испуганными глазами, и та, еще не поняв смысла, поняла, что ее сын заговорил.

Она даже перестала плакать и слезы в ее глазах высохли от удивления.

— Господи, Данила, ты говоришь!

Мальчик не сводил с нее глаз, словно ждал чего-то, но Лида не видела этого.

— Ты говоришь, солнышко.

Она притянула его к себе, но ребенок с силой оттолкнулся руками от ее груди.

— Я убил папу, — настойчиво повторил он.

— Да-да, ничего. Ты заговорил. Сыночек, золотко.

Теперь уже мальчик не противился, сам обхватил ее шею обеими руками, тесно прижимаясь к матери. Та снова заплакала, обнимая и целуя все, до чего могла достать: уши, волосы, шею. А мальчик прижимался все теснее и теснее, и мать не видела и не знала, что губы его прыгают и плотнее сжимаются, а из зажмуренных глаз капают слезы.

Она не знала и не видела многого до похорон. Но на четвертую ночь крик сына разбудил ее. Мальчик съежился под простыней в клубочек, прижимая к груди подушку, словно пытаясь защититься от чего-то страшного и кричал, а из закрытых глаз его лились слезы.

— Даничка, Данилочка, сыночек, — не зная, что делать, Лида села на постели и схватила сына на руки.

Свет от фонаря падал через закрытое окно прямо на постель, освещая несчастное, напряженное лицо мальчика.

— Что ты, родненький, что?

— Там папа, он бьет меня! — все еще во власти сна мальчик судорожно прижался к матери, немного расслабился, ощупал ее и нова прижался еще теснее.

Испуганная Лида стала тихонько качать его, прижимая к груди. Данилка больше не шевелился, расслабленные руки его медленно съехали с материнских плеч.

Положив ребенка на пеленку и одев легким одеяльцем, Лида легла рядом, укачивая его, поглаживая ручку, пока сон сморил и ее.

— Мама! Папа! Не бей! Больно!

Данилка кричал, срываясь на визг, и разом открывавшая глаза Лида увидела его, сидящим на постели возле ее колена и обеими руками закрывающим голову.

— Сыночек, золотко, миленький мой.

— Не бей! Больно!

Ребенок плакал, вырывался, потом затих, обнимая мать.

— Спи, моя кроха, спи, кровинушка.

Но мальчик уже проснулся. Он заворочался в ее объятиях, усаживаясь.

— Тебе что приснилось?

Он молчал, сосредоточенно сопя и отворачиваясь к стене.

— Ложись, родненький.

Мальчик сопротивлялся, напрягая спину.

— Хочешь, расскажу тебе сказку?

Мальчик расслабился, доверчиво оперся о руку матери, но от стены так и не отвернулся.

— Было у царя три сына…

В эту ночь они так и не заснули: сын и мать. Сказку Данилка дослушал уже лежа, но потом попросился пописать, а встав, попросился попить, попив, захотел поесть. Лида, привыкшая не спать по ночам, легко переносила вынужденную бессонницу.

Вскипятив чай, она села с ребенком за стол, немножко порисовала, потом они покатали на двух оставшихся маленьких грузовичках солдатиков, послушали радио, потом снова немножко поели. Заснули оба уже утром, когда у соседей захлопали двери.

Во сне Данилка плакал тихо и горько, словно маленький потерявшийся щенок, и Лида в полусне обняла его, чувствуя, как из-под ребенка вытекает на пеленку лужица.

После обеда, проснувшись и накормив ребенка, все постирав и развесив, Лида решила пойти с ним к врачу, потому что ее напугали ночные кошмары ребенка, его плач во сне и усталый замкнутый вид днем.

В детской поликлинике Лида заняла очередь. Она так и осталась последней, потому что все, кто приходил после нее, с уверенным видом входили к врачу, даже не глядя на сидевшую в кресле у стены женщину. Все это были хорошо одетые дамы, оставляющие за собой шлейф из запаха дорогих духов, долго остающиеся в непроветриваемом помещении. За собой они вели холеных пухлых детишек и мужей из породы хорошо обеспеченных. Очередь, хоть и медленно, но рассасывалась. Лида со своим ребенком долго оставалась одна, и терпеливо ждала, когда выйдет очередная такая дама.

Вот та, в сопровождении маленькой дочки и толстого лысого мужа выплыла, долго говоря через порог и наконец пошла по коридору, стуча высокими лакированными каблуками. Лида встала, увлекая за собой притихшего сына. Но врач сам появился на пороге, держа в руке сигарету с фильтром и разминая ее.