Убить время - [11]

Римо застыл в молчании. Вскоре его прервал грубый хохот. Толстая женщина позади него наконец впихнула дверь на место, бока ее тряслись от смеха.

– Очень смешно, – сказал Римо.

– Могу поклясться, что вы никогда не были здесь прежде. Фу!

– Фу на вас. Кто-нибудь еще есть в доме?

– Ни души. Только я.

– А сенатор?

– Он уже на ферме. Мать поехала к нему.

– Мать? – спросил Римо. – Какая мать?

– Головокружительная грубиянка, которая только что вышла. Это мама. Мутэр. Дорогая мамочка. Мамуля. Виноградная лоза, давшая стоящую сейчас перед вами нежную ягоду.

Римо с недоверием смотрел на женщину. Ей с легкостью можно было дать вдвое больше, чем поедавшей печенье куколке, севшей в лимузин.

– Вы хотите сказать, она ваша мачеха или что-то в этом роде? – спросил Римо.

– Моя настоящая мать, несносный тип! – заорала она. Она соскребла грязным ногтем, какие-то присохшие яйца со своей робы. – Я выгляжу не очень похоже на сенаторскую дочку?

– Слушайте, – сказал Римо. – Вы можете быть чьей хотите дочерью. – Мир был полон безнадежности. – Только скажите, где я могу найти… некую… Цецилию Спанглер.

– Прекратите вести себя со мной как с идиоткой, – сказала она, сложив руки на своей огромной груди. – У Спанглеров есть всего одна дочь, Цецилия, и она перед вами. Но меня не волнует, надо вам со мной разговаривать или нет, потому что я не собираюсь говорить с вами. Так что катитесь-ка отсюда.

В вестибюле появилась чернокожая домработница.

– Вас к телефону, мисс Спанглер.

– Кто бы там ни был, скажи, что я занята. Скажи, что я умерла. Все равно. Им, видимо, тоже.

– Да, мисс.

– Наверное, нужны деньги на благотворительность. Мне никто больше не звонит, – сказала она.

Римо оглянулся вслед удалившейся негритянке.

– Вы что, действительно Цецилия Спанглер?

– Я уже сказала, кто я. Чего не сделали вы. Римо…?

– Римо Уильямс. Друг друга.

– Чьего друга?

– Вашего, – соврал он.

– Этого не может быть, гнусный репортер. У меня нет друзей, имеющих друзей, которые выглядели бы, как вы. Такие друзья могут быть только у моей матери. А они все сейчас находятся в том же месте, где и она.

– Где же это?

– На жироферме, – сказала Цецилия, задумавшись о чем-то своем. – Она бывает там каждый месяц. Она считает, что именно это помогает им с отцом выглядеть так молодо. Подумаешь! Меня не волнует, как она выглядит. Мне все равно, как выгляжу я. Я знаю, что я корова, но мне наплевать, понятно?

Она обнажила сточенные зубы.

– Прекрасно, – примирительно сказал Римо. – Совсем не обязательно злиться.

– Я как раз должна злиться! Разве вы бы не злились, если бы ваша мать выглядела, как ваша дочь, а вы выглядели бы как непонятно чья незамужняя тетушка?

– Не знаю, – сказал Римо. – Никогда об этом не думал. – Он легонько ущипнул ее за левую мочку. Это был один из 52 способов достижения сексуального экстаза, которым обучил его Чиун. Если что-то и может заставить женщину заговорить, то это ее левая мочка. – Я не репортер, – мягко произнес он, чувствуя, как она поеживается от его прикосновения. – Но мне необходимо задать вам несколько вопросов об убийстве, которое произошло здесь прошлой ночью.

– Прекрасное ощущение, – сказала она, дрожа.

– Человек, которого убили, был командующим Военно-морским флотом. Вам это известно?

Он мягко продвинулся вглубь ее уха. Согласно учению Синанджу, строгая последовательность ступеней должна была соблюдаться неукоснительно. Каждая ступень медленно поднимала женщину к высотам физического удовольствия, пока не оставляла ее разбитой, использованной и удовлетворенной.

Римо удовлетворял многих женщин с разными целями. Не все женщины были желанны, и его цели редко стимулировались его собственным желанием. Но женщины постоянно вели себя так, как он и ожидал от них. Они получали удовольствие, которое он им давал, а в ответ они предлагали ему то, что ему было нужно – информацию, время, соучастие.

Он ненавидел это. Любовь никогда не была для него вопросом. Так же, как и не приносила удовольствия. Он прекратил получать удовольствие от акта любви очень давно. Это было лишь частью его работы, равно как и видеть таких женщин, как Цецилия Спанглер, – ущербных, давно позабытых, уродливых девчонок, к которым никогда не прикасались с нежностью или привязанностью, и они знали об этом, и больше об этом не переживали. На душе у Римо стало мутно.

– Я конечно знаю, кем он был. Именно я позвонила в ФБР. Остальные были слишком пьяны. Что вы делаете с моим ухом?

– Расскажите, что вам известно о нем. Об Ивсе. Командующем Военно-морским флотом.

– Торнтон Ивс, – тихо произнесла она. – Он был очень приятным человеком… Он был старым. Он позволял себе стареть. И мне это нравилось. – Крупная слеза появилась у нее в глазу и медленно скатилась вниз по щеке. – Пожалуйста, – сказала она. – Пожалуйста, не надо.

Римо искренне удивился.

– Почему? Вам не нравится?

– Нет, мне очень нравится, – ответила она. – Но раньше или позже вы обнаружите, что мне ничего не известно, и тогда вы разозлитесь и назовете меня толстой коровой. Так обычно поступают со мной репортеры.

– Я ведь сказал вам, что я не репортер, – вспылил Римо. Он взял ее за руку. – И я так с вами не поступлю.