Убить Ланселота - [44]

– Бог мой! – ахнул кто-то. – Это же госпожа Легация! Жертвенная девочка.

Стрелок приоткрыл один глаз. Затем другой. На мостовой стояла толстуха в красном платье, с корзиной в руках. Кружевной чепчик, щеки-оладьи, нос, похожий на чайную пышку. Фартук с рюшечками. Корзину толстухи до краев наполняла сдоба. Из-под полотенца выглядывали булочки, пирожки, ватрушки.

– Мария! Лолетта! Поль! – заголосила толстуха. – Смотрите, кто перед вами! Смотрите скорей, а то шарлатан посадит их в тюрьму, и вы никогда не увидите.

По булыжнику мостовой застучали босые пятки. Детишки окружили Хоакина и Фуоко.

– Невинная жертва, – переговаривались они. – Какая красавица! А это кто?

Конопатый мальчуган протолкался вперед и замер, восторженно глядя на Хоакина. Занятный паренек: рыжие вихры в разные стороны, штаны драные – троих можно спрятать. Дитя предместий, в общем.

– Дяденька, вы Ланселот? – требовательно спросил он.

– Да.

– А меч дадите подержать?

Меч? Хоакин тронул теплую рукоять. Ничего еще не закончилось. Ребенок был удивительно похож на Бахамота, оставшегося в пещере.

А вон – белобрысый. И рядом – чернявая девочка.

Лезвие оставалось тускло и мертво. Истессо попробовал вытащить его из ножен. Меч вышел наполовину и застрял. Значит, все в порядке. Оружие выкопано против зверей великих, для людей оно безопасно.

– Нет, не дам. Объяснить почему?

– Я знаю. – Паренек улыбнулся застенчивой щербатой улыбкой. – Оружие не игрушка. Мой папа тоже не разрешает трогать свою шпагу. А он – главный гвардеец при дворе.

Девочка с черными косами требовательно дернула стрелка за штанину:

– Вы видели чудище? Какое оно? Вы с ним дрались?

Детский гомон стих. Булочница хлопотливо всплеснула руками:

– Не слушайте их, господин Ланселот! Они еще маленькие, понимаете? – засуетилась она. – Если их услышат шпионы шарлатана, случится что-то нехорошее. Их упрячут в тюрьму. Уйдите, прошу вас!

– Брысь, жиртрестка! – рявкнула Инцери. – Жопа в башмаках.

На это у толстухи ответа не нашлось. Ее щеки затряслись, словно студень.

– Сударь!… Сударыня!…

– Но что случилось с чудищем? – спросил белобрысый бутуз. – Чудище? Вы его убили?

Хоакин присел на корточки – как тогда, в пещере. Заглянул в требовательные глаза мальчишки.

– Да, – ответил он, – Чудища больше нет. И никогда не было.

– Значит, бояться некого?

– Некого.

Звенящие детские голоса взмыли в безоблачное небо:

– Чудища нет. Некого бояться!

– Ланселот убил зверя великого!

– Урра!!

Вот и все… Дети прыснули в разные стороны, сверкая босыми пятками. Путешественники остались одни.

– Бахамот мертв! – неслось над домами. – Мертв!

Хоакин и Лиза переглянулись.

– Это мое первое жертвоприношение, – сказала Фуоко. – И такое удачное. Знаешь, Хок. Я хочу сказать тебе одну вещь.

– И я тоже, Лиза.

– Да поцелуйтесь же вы, бестолочи! – Маггара вспорхнула над их головами. – От смерти спаслись все-таки. Инцери, не подглядывай.

Глава 7 ВСЕМИРНЫЙ БЕСПОРЯДОК ВЕЩЕЙ

Межнациональные различия на Терроксе проявляются очень ярко. Вы никогда не спутаете доннельфамца и варвара из Аларика. Тримегистиец и анатолаец могут говорить на одном языке, но вы никогда не смешаете одного с другим.

Тем не менее, когда настает время Ланселота, обитатели всех земель реагируют одинаково. Они дрожат и трепещут, сбиваясь в стаи вокруг своих зверей великих».

Мир Террокс. Путеводитель д-ра Живокамня

Вжих. Вжих. Вжи-и-их. Вжи-и-их.

Храм лениво разлегся среди кипарисов – белый и сверкающий, как рафинад. В этот утренний час пусто было на его ступенях. Только два жреца работали метлами, сгребая пыль, нанесенную упрямым анатолийским ветром.

Вжи-и-и-их. Вжи-и-и-и-их.

Иго преосвященство не любит торопыг. И монахи не спешат. Да и зачем куда-то мчаться, куда-то бежать? Ведь время остановилось. Чтобы понять это, достаточно взглянуть на солнечные часы, укрепленные на фронтоне храма.

Солнечный луч передвинулся, но тень осталась на месте. Такой же, какой она была вчера.

И позавчера.

Неделю назад.

Год.

И неважно, туман на дворе или дождь. Стрелка солнечных часов указывает почти строго вверх. Без одной минуты двенадцать. Туда, где укреплена медная табличка с надписью: «Эра Чудовищ».

Вжи-и-и-и-и-и-йх.

– Что, не нашел, о угодный богам многохвальный брат Версус? – поднял голову первый жрец.

– Нет, о брат Люций. Увы мне, увы, горемыке.

Оба продолжили свое неспешное занятие. Домели каждый до своего края лестницы и вновь пошли навстречу друг другу.

– Может быть, в нише таится он, в той, что левее от входа? – предположил первый. – Или же скрылся вкорзине с бельем пропотелым и грязным.

Он поднял глаза к небу:

– Дай нам знамение, боже. Зацепку, намек… ну хоть что-то!

– Где воплощенье твое, – подхватил единоверец, – Укрывается с прошлой субботы?

Хлопнула дверь. Из храма вышел носатый молодец ввыцветших шароварах и драной оранжевой безрукавке. Плечи его сгибались под тяжестью пыльных ковров. Следом семенил толстячок в черной тунике с золотой каймой – храмовый эконом. Верхняя губа эконома почти касалась носа, отчего казалось, что он постоянно к чему-то принюхивается.

Жрецы-подметальщики опустили глаза. Эконома они побаивались, ибо поговаривали, будто он наушничает его преосвященству о малейших нарушениях устава. Человек, которого зовут Полифемус-Пта-Уха-Гор, в Анатолае всегда будет чувствовать себя чужим. Имя Полифемус-Пта-Уха-Гор способно сломать размер любой строки. А как, не наушничая, продвигаться по иерархической лестнице, если братья-единоверцы обращаются к тебе: «Эй, добрый брате, чье-имя-ни-как-не-запомнить?»