Убить Хемингуэя - [16]

– Привет, Донован. Мы не знакомы? – Ласситер поколебался, затем добавил: – Я фамилию не расслышал…

– Это дерьмо зовут Донован Криди. Один из мальчиков Эдгара Гувера. И возможно, что-то еще и сверх этого. Я заметил этого Донни в клубе «Аист» перед отъездом из Нью-Йорка. Этот гребаный Гувер, уж лучше бы он выдавал вам пиджаки с эмблемой Бюро, чем вот так одевать вас, стричь и употреблять. Ничего удивительного, что итальянские бандиты презирают ФБР. Вас ведь за километр видно. Напиши это все в своем следующем отчете обо мне, ладно, Донсо? – Хемингуэй отпил глоток из своего стакана и покачал головой: – Лассо, ты не поверишь, Криди мечтает стать писателем. Нет, это же, мать твою, уму непостижимо, верно?

Ласситер только улыбнулся и предпочел не отвечать на многозначительный вопрос Хемингуэя.

– Итальянцы? Ты о мафии, Хем? Разве ты не слышал? Организованная преступность – миф. Мистер Гувер сам в этом поклялся.

Хемингуэй только фыркнул и допил остатки из стакана. Жестом велел бармену снова налить.

Присмотревшись к Криди, Ласситер заметил:

– Вы мне кого-то напоминаете, Дон.

Криди сжал зубы. Он ненавидел, когда его называли как-то иначе, не Донован.

– Да ты уже знаешь этого мудака, Лассо, – сказал Хемингуэй, размахивая рукой с толстыми пальцами. – Во всяком случае, насколько мне известно, вы двое уже пару раз встречались. Криди был вместе с нами в Париже в те далекие дни. Ну, не то чтобы с нами, верно, Донни? Ты постоянно болтался где-то рядом, по вони можно было определить. Однажды вечером Гертруда хорошо его повозила мордой по столу. Думается, ты тоже там тогда был, Лассо.

– Начинаю припоминать, – сказал Ласситер. Он неловко улыбнулся и хлопнул Криди по плечу. Криди весь кипел… и завидовал ямочкам на щеках Ласситера. Ласситер сказал: – Ну, приятель, каждому из нас, кто рисковал забрести в это логово льва, каким был салон Гертруды, хоть раз отгрызали задницу. Даже не стану перечислять, сколько раз Герт в первое время поносила меня. Давайте я угощу вас выпивкой…

Тут воинственно вмешался Хемингуэй:

– Пошла она, эта Стайн. И пошел на хер Криди. – Затем наклонился к нему и таинственно произнес: – Эй, Дон! Между нами, поведай нам, что там говорят о Директоре и Клайде Толсоне.

Ласситер поморщился и сказал:

– Лучше отвяжись от него, Хем. Какой смысл швырять камнями в Бюро? Прекрати.

Хемингуэй только отмахнулся. Ему явно все еще хотелось проявить себя.

– Эй, Криди, – заявил он, – у меня есть свои собственные шпионы. Что это за треп, что в деле Дж. Эдгара нет свидетельства о рождении? Что скрывает этот мудак? Он вообще-то американец? Что скрывает Гувер?

Теперь уже начали прислушиваться и другие выпивохи. Ничего хорошего. В тревожной обстановке Мадрида Криди не мог позволить скомпрометировать свое прикрытие.

Криди встал, неохотно пожал еще раз протянутую руку Ласситера и тихо сказал ему:

– Вам стоит утихомирить вашего пьяного приятеля, Ласситер. Пусть научится сдерживаться. У мистера Гувера хорошая память и длинные руки. Этот засранец уже в его списке неблагонадежных. Трудно представить, как еще больше навредить своему положению, но от Хемингуэя всего можно ожидать.

6. Кольцо

Смелость – это вежливость под давлением обстоятельств.

Эрнест Хемингуэй

Ханна лежала в постели, слушая стрекот цикад и дыхание Ричарда. Он спал уже по меньшей мере час. Она же все пыталась найти удобное положение, которое позволило бы ей заснуть. За последние две недели ей крайне редко удавалось как следует выспаться.

Когда родится ребенок, проблема сна станет еще острее. Она сомневалась, что после родов найдет время и силы, чтобы писать. Сомневалась, что Ричард будет помогать ей с ребенком, чтобы она смогла хоть немного продвинуть свою писательскую карьеру.

В эти утренние часы нельзя было догадаться, как сложится жизнь.

И еще у нее болела рука. Пальцы распухли, обручальное кольцо и кольцо, подаренное в честь помолвки, болезненно врезались в палец, настолько болезненно, что она начала беспокоиться.

Пока она сопротивлялась желанию разбудить Ричарда и попросить о помощи.

Разумеется, он рассердится, если она его разбудит, и вполне вероятно, что дело простым раздражением не ограничится.

Проблема довольно необычная, так что он, скорее всего, ухватится за нее, попытается изобразить все в стиле Хемингуэя и насладится этим. Это позволит Ричарду проявить собственную «вежливость под давлением обстоятельств» и громко заявить о себе. Для этого у него были довольно грубые боевые средства: потребовать в свое распоряжение фургон, имеющийся при гостинице, раздавать приказы коридорным, регистраторам и санитарам так, как будто он возродившийся Папа собственной персоной.

Ханна думала об этом с ужасом, Ричард же наверняка получит огромное удовольствие.

К тому моменту, когда пора будет закруглиться, Ричард раздует ситуацию до масштаба умирающего писателя с гангреной на ноге в «Снегах Килиманджаро» – будет о чем поговорить в гостиной факультета английского языка, и все за счет Ханны.

И все же с пальцем явная беда. Она поднесла палец ближе к лицу и нахмурилась. В неясном свете палец казался черным, кольца врезались как жгуты.