Убить Герострата - [10]

...Через пару недель после знакомства в “Петушке” мы с Мишкой получили приглашение на день рождения Милы. Кроме нас была еще одна пара. Кому в голову пришло “прокатиться на кораблике”, не помню. Стоило удовольствие не так уж и дорого, в программе - три часа ночного плавания вдоль берега плюс бар и дискотека. Купили билеты, загрузились, сначала пивка для рывка, потом вино на пиво - это диво. В честь торжества нам разрешили зайти в капитанскую рубку и сфотографироваться.

Через час мы с Костей сидели на корме и травили анекдоты. В разгар веселья появился Герострат (тогда он, разумеется, еще не был Геростратом). “Чего это вы тут смеетесь?” - ревниво поинтересовался он. Мы с Костей зарыдали от смеха и упали друг другу в объятья.

И тут наши с Андреем взгляды встретились... Та крохотная искорка, которая пробежала между нами в “Петушке” и, незатоптанная, тихонько притаилась в глубине моей души, вдруг вспыхнула в огромную змеящуюся молнию, в фейерверк, в ядерный взрыв...

Музыка, яркий свет, воздух - горячий и густой и от табачного дыма. Я танцую с каким-то парнишкой лет семнадцати, который шумно пыхтит мне в ухо. И вдруг каким-то чудом вместо него - он! Я прижимаюсь к нему, как утопающий хватается за змею. Я задыхаюсь, меня начинает колотить дрожь. И вот мы на палубе, стоим рядом, смотрим на дальние городские огни, пьем по очереди вино из одного стакана. И молчим. Потому что не надо слов. Потому что и так все ясно. Все будет потом - боль, стыд, угрызения совести, отчаянье, унижения. Но в тот момент я была счастлива, как никогда прежде и никогда потом...

Снова и снова я вглядывалась в эту фотографию. Других снимков Герострата у меня не было.

Стоп! Ведь и у него могла быть только одна моя фотография! Эта самая. Больше мы нигде не фотографировались, и никаких своих снимков я ему не дарила. Я вообще плохо получаюсь и фотографироваться не люблю. Но капитан Зотов сказал, что Андрей хранил в отдельном конверте мои открытки и фотографии.

Нечего придираться к словам, сказала я себе. В конце концов, он же не сам видел этот пакет. Он в Питере, а в Сочи в корниловских вещах рылся кто-то другой. Сказали Зотову “фотографии”, он мне так и передал. Не все ли равно?

Не все ли. Стихи Зотову ведь не по телефону процитировали, переслали по факсу. Как самое важное свидетельство. Чего? И Зотов их тут же наизусть заучил, да?

Мне стало как-то холодно, и я закуталась в плед. Что-то, какой-то внутренний голос, говорил, что Зотов ни в коем случае не говорил мне правду. Но парадоксальным образом, я знала, что при этом он меня не обманывал.

А кого видела Динка именно в тот момент, когда другие люди были уверены, что я куда-то уехала? При любых других обстоятельствах я бы не обратила на это внимание, мало ли совпадений. Внешность у меня достаточно стандартная, одежда тоже не от кутюр. Что касается мамы, то она уже столько ерунды про меня сочинила, не сосчитать. Но сейчас...

Нет, хватит себя накручивать, так можно черт знает до чего додуматься.

А может, позвонить маме? Нет, начало второго. Мамуля уже в одиннадцать крепко спит, положив Кирюшу под бочок.

Не подумайте, что с мамой у нас плохие отношения. Странные - да, но плохими их назвать трудно. Просто я почему-то чувствую себя старше и снисхожу до ее образа жизни как до детских шалостей. Мама всегда была занята собой, и мы никогда не были особо близки. Я не делилась с ней своими проблемами, она - тем более. Пока мы жили в Сочи, я воспринимала ее не только как маму, но и как даму. После развода с Эдуардом она стала теткой, которая хочет быть дамой. В Питере у нее уже третий муж за десять лет (а всего, стало быть, пятый), причем каждый новый моложе предыдущего. Впрочем, Кирюша - мужик неплохой и обеспеченный, так что корысти какой-то у него по отношению к маме быть не может. Хотя мама на двенадцать лет старше, выглядят они ровесниками. Живут уже третий год вполне мирно. Ну и флаг им в руки. Правда, лет через десять мама будет уже пенсионеркой, а Кирюша - парень еще хоть куда. Ладно, поживем - увидим.

Не помню, как мне удалось уснуть. То сидела, то лежала, то вставала и по квартире бродила, а потом вдруг открыла глаза - за окном солнце. Было только-только начало десятого, а в редакции меня ждали после обеда. Чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых мыслей, решила все-таки устроить постирушку.

Когда я вышла на балкон повесить белье, увидела на соседнем Динку. Если мой балкон - это хозблок, то ее - совсем наоборот. Цветы, столик, стульчики. По утрам Динка вкушает там кофей.

Увидев меня, она только головой мотнула и буркнула что-то невнятное. Подхватила поднос и ушла в комнату. Понятно. По-прежнему дуется.

Развесив свое бельишко, я споткнулась о лежащую на балконе лестницу, наследство прежних жильцов. Давно надо бы ее убрать, да куда? Вроде, и не нужна, а выбросить жалко. Тем более, что один раз пригодилась.

Затем целый час ушел на приведение себя в пристойный вид. Несмотря на солнце, на улице было холодно, градусов пятнадцать, не больше. Северный ветер трепал белье на балконе, как флаги. Я вытряхнула из шкафа все свое барахло и наконец остановилась на светло-сером костюме из тонкой шерсти - брюки и длинный жилет. Вполне пристойный костюмчик, из тех, которые и в пир, и в мир, и в добры люди. К костюму я подобрала водолазку из синего джерси “с сединой” и серые лодочки.