Убить фюрера - [8]

Он прошел в большой кассовый зал с толпящимся перед окошками народом, чтобы осмотреться и послушать, о чем говорят. Он еще не очень хорошо ориентировался во внешних признаках социальных сословий и старался разобраться, кто есть кто.

Впрочем, господскую прислугу и офицерских денщиков, выполнявших поручения хозяев, он уже отличал от фабричного люда и среднего класса. Возле представителей последнего вились какие-то темные личности, предлагавшие себя в роли букмекеров, суля заманчивые соотношения ставок. Присутствовали тут и азартные дамы, и студенты, прохаживались полицейские. Из своей конторки вышел ипподромный служитель и что-то объяснял публике возле висящей на стене афиши. В стороне группками стояли знатоки. Эти владели всеми тайнами тотализатора и конюшенных интриг, знали, не только какая лошадь когда засбоит, какая плохо проходит повороты и какой жеребец на прошлых бегах потянул сухожилие, но и всю подноготную каждого жокея, вплоть до интимных подробностей его семейной жизни.

— Мадам, семь к четырем на Луидора — это сказочное предложение. Он придет вторым, уверяю вас, — приставал вороватого вида тип к пожилой фрау. — Не связывайтесь с тотализатором. Это сплошное жульничество. Скажу вам по секрету, они сами вносят ставки после первого круга, — перешел он на доверительный шепот, опасливо поглядывая в сторону полицейского.

На улице заиграл военный оркестр, и Каратаеву постепенно передалось общее празднично-азартное возбуждение, не имеющее ничего общего с жестокой и равнодушной атмосферой казино. «Черт возьми, — думал Савва, проталкиваясь обратно к ограждению беговой дорожки, — неужели все получится? Не сделаю же я и на этот раз какую-нибудь глупость!»

— Англичане уверяют, мол, все масти равны и всякие там пятна не имеют значения, — слышал он обрывки разговоров, — но Винтерворт и Винге доказали, что серая превалирует над буланой, а караковая над гнедой.

— А что вы скажете о рыжей и вороной?..

— Это все ерунда! Чем темнее шерсть, тем устойчивее кожа лошади к солнцу. Только и всего. Возьмите альбиносов…

— А пегость есть следствие одомашнивания…

Оркестр смолк. На самом верху трибуны появился человек с огромным рупором и объявил участников первого забега. Последовал удар колокола. Все головы повернулись влево. Стоявшие у самого бортика навалились на ограждение, вытянув вперед плечи и шеи, а навстречу, фыркая паром, уже летела шестерка рысистых жеребцов, словно и не замечая привязанных позади своих крупов качалок с возницами.

Первый круг они прошли компактной лавиной, едва не цепляя друг друга осями и обдавая не успевших отхлынуть от загородки зрителей вылетающей из-под копыт землей вперемешку с брызгами подтаявшего снега. Тонкие спицы больших колес растворились в бешеном вращении и исчезли. Ободья словно отделились от ступиц и летели сами собой. Возницы сидели на качалках вплотную к лошадиным крупам, вытянув обе ноги прямо перед собой и упершись ими в стремена. Конские хвосты едва не били их по лицам. Возницы размахивали хлыстами, не щадя своих любимцев, которых только что холили и нежили в конюшне, ощупывая каждую жилку и каждое сухожилие.

На втором круге рысаки растянулись. Впереди, грациозно подняв голову, бежал Сенатор, доставляя счастье всем, кто сделал ставку на этого фаворита-пятилетка. Он пришел первым. Луидор, которого расхваливал сомнительный тип возле касс, — лишь пятым.

В следующем забеге сотни глаз были устремлены на старого и опытного Кронпринца. На последнем круге этот черный как смоль жеребец, принимавший участие чуть ли не в первых берлинских бегах девяносто пятого года, все еще отставал на полкорпуса от туманно-белого с сиреневым отливом Тайфуна. Входя в завершающий поворот, он вылетел за радиус дорожки в поле и сразу откатился назад более чем на корпус. Толпа охнула. Каратаев испуганно заглянул в шпаргалку: неужели ошибка?! Но нет, вот они сравниваются и проносятся мимо, словно запряженные парой. Мелькают хлысты. Наездники, оскалившись, издают какой-то звериный рык. Общий вздох. Кронпринц снова отстает на полкорпуса…

Тишина.

— Тайфун обставил старика Кронпринца, — слышится со всех сторон, и Каратаева прошибает озноб.

Его данные не верны! Но это же означает катастрофу, ведь сейчас он должен поставить последние деньги, и если проиграет…

Вокруг зашумели и закрутили головами.

— Что случилось? — спросил Савва кого-то из соседей.

— Кронпринц объявлен победителем, — объяснили ему. — Тайфун дисквалифицирован за четыре проскачки перед самым финишем. Берлинец теперь второй, Диамант — третий.

Слава богу!

Вокруг снова стало свободнее. Многие устремились к кассам за выигрышем, который тут же меняли на новые билеты, вверяясь опыту, интуиции и удаче. Те, кто побогаче, никуда не бежали, раскуривая сигары и обмениваясь мнениями. Одни пользовались услугами проверенных ипподромных букмекеров, другие загодя сделали ставки на тотализаторе, распределив деньги по номерам и забегам и теперь заносили результаты второго финиша в свои блокноты. «Что же я-то стою!» — чуть не вскрикнул Каратаев и бросился к кассам.

В третьем забеге должен был победить Арктур. Из газетной заметки, которая будет напечатана завтра, Каратаев знал, что для многих это станет неожиданностью. Фаворитом третьей шестерки считался Бранд — рыжий конь с золотой гривой, известный всем и каждому. Трехлетке Арктуру прочили в лучшем случае третье место. Он был еще очень молод и норовист и на его счету пока не числилось побед.