Убить бессмертного, или Электрическая церковь - [16]

Наконец дверь зажужжала. Я быстро вошел и закрыл ее за собой, предварительно оглядевшись. В еле работающем лифте кое-как поднялся наверх. Гатц жил в одной комнате с двумя другими жильцами. Посменно, каждый по восемь часов. Обычная комната с кроватью в углу, старым диваном, кухней и ватерклозетом. Не шик, зато не под открытым небом, да еще и за толстой металлической дверью, которая хоть как-то защищает от воров, бандитов и других отчаявшихся элементов.

Гатц открыл дверь и отступил в сторону, жестом приглашая меня войти. В одних шортах, тело изможденное и бледное, как у привидения. Увидев, что он в темных очках, я немного расслабился: Психодаву нужно смотреть человеку в глаза.

Я не совсем понимаю, что такое психодавление. Я испытал его на себе лишь раз. Тогда Кев Гатц только приехал в город. Тощий придурок, но с понтами. Как многие другие, я решил преподать ему жестокий урок; зачастую надо бить первым, чтобы никто не решил, что ты слабак. Когда я напал на него, он взял и снял темные очки. Под его пристальным взглядом меня охватило спокойствие. Я уже больше ничего не хотел, просто смотрел на Кева. Ничего не ощущал, ни о чем не думал. Просто существовал.

К чести Кева, месть его не была страшна. Он забрал всю мою наличность и послал меня лесом, приказав сто раз написать: «Я больше никогда не буду трогать Кева Гатца». Я дошел до тридцать третьей строчки, когда эффект закончился. Я замер на слове «трогать» и заморгал. Потом вспомнил, что произошло. Ну, задохлик, отмочил номер!.. Потом мне это в нем даже стало нравиться. Правда, с тех пор я дико боялся, как бы случайно не посмотреть ему в глаза.

Я сел на диван, а ноги задрал на кровать. Выудил из кармана несколько драгоценных сигарет, предложил Гатцу. Он молча взял сигарету и засунул за ухо. Потом плюхнулся рядом с моими ногами на кровать и, сощурившись, посмотрел на экран Программы.

- Елки, Эйвери! Через сорок минут притащится Хмырь Тевтонский.

Тевтонский - потому что немец. Его настоящего имени никто не знал. Хмырь нанимался охранником к торговцам наркотиками и сопровождал партии товара по всему городу. Облепился аугментами с черного рынка. Значит, явно умрет молодым. Продукция генного черного рынка почти всегда смертельна. Ну, а пока эта сварливая масса колышущихся мышц заявила: мол, если Кев не уйдет, когда она вернется, то вылетит из окна. Чтобы быть красивым, надо высыпаться.

- У меня проблемы, Кев. - Я закурил. - Нужна помощь.

Кев кивнул.

- Сколько?

За что люблю Кева, так это за практичный подход. Я мысленно прикинул.

- Сорок.

- Сорок… - отозвался Кев с явным удовольствием. - Что за дело?

- Надо на какое-то время уехать из Нью-Йорка. Похоже, на меня имеют зуб одновременно ССБ и Электрическая церковь.

Гатц потер глаза за темными стеклами.

- ЭЦ? Эти гребаные пластмассовые монахи, которые стоят кружком и поют, как классно иметь механические мозги? Ты серьезно?

Я вкратце пересказал ему события вечера. В комнатенке было страшно жарко, по моим волосам на теле текли ручейки пота. Воняло так, словно весь день здесь пердели три немытых мужика.

- Вотхрень! - сказал Гатц. - Ты в заднице, Эйв. Сколько у тебя есть времени, как думаешь?

Я пожал плечами.

- Да, наверное, нисколько. Уже пора смываться. Без тебя не справлюсь. - Я выдохнул дым. - Пошли.

- А я тебе на кой хрен?

- Кев, побудь моим… ангелом-хранителем. Чтобы меня не трогали лишний раз, не стреляли и тэпэ.

Еще мне нужен был человек, кому я мог доверять. Таких, пожалуй, нет вообще, и все-таки к Кеву я привязался. Как к кошке или собаке.

Он покачал головой.

- Блин, Эйв, ты мой друг и все такое, но за сорок это слишком опасно. Системные копы? Ну, не знаю…

Я не стал говорить ему, что, судя по поведению монаха, ССБ - меньшее из зол. И вообще, я разозлился: я часто помогал Кеву, у него передо мной должок, а выходит, память у него такая же короткая, как у всего уличного сброда.

Я выждал, пока этот козел не начал потягиваться и почесываться. Тогда я кинулся вперед и прижал его к экрану телевида на стенке. Стиснул ему горло и придвинулся так, чтобы он чувствовал мое дыхание. Лицо отвернул большим пальцем от себя подальше: нечего ему на меня пялиться, уж мне-то известно, чем это может кончиться.

Кев не знал, откуда взялось его психодавление. Он даже точно не знал, сколько ему лет. Всю жизнь он мучился от головных болей и приступов истерической слепоты. Думал, что у него опухоль мозга или еще какая-нибудь гадость и что он долго не протянет. Но однажды Кева кто-то бил, а он посмотрел на того парня и захотел, чтобы тот перестал. И тот перестал. Встал как вкопанный.

- Слушай, ты, засранец желторотый! Я в дерьме. По шею. Мне нужна помощь. Я для тебя кровь проливал, а ты пальцем не шевельнешь? Сколько раз я тебя вытаскивал, мать твою? Все, хватит вешать мне лапшу на уши. Думаешь, я тебя не трону, если ты не поможешь?

Он шумно сопел и даже не пытался вырваться. Я знал, какие с ним нужны приемчики.

- Черт, Эйвери! Да хватит! Отвали! Ну, конечно, я помогу. Конечно!

- Обычно мне пофиг, какую лапшу ты мне вешаешь, - продолжал я, будто не слышу. - Обычно я не слушаю. Ты вечный придурок. Ты ведешь себя так, будто если ты Мыследав, то тебе все можно. Мне пофиг. Понял? Но сейчас, мудила, я в полном дерьме и не дам бить себя по яйцам, понял?