Убиенная душа - [4]

Шрифт
Интервал

С нарастающим страхом думал он о том, не сказал ли лишнее во время дискус­сии. Снова повторил про себя слово в слово сказанное им, задумался, взвешивая каж­дую фразу... Нет, он не сказал ничего лишнего. В конце концов, сам председатель изъял вопрос обмана из дискуссии. Лишь теперь Тамаз немного успокоился. Однако до конца освободиться от охватившего его страха ему не удавалось. Теперь его вдруг начало терзать то, как он говорил во время дискуссии. Он вспомнил, что был тогда возмущен до глубины души и нервно кусал губы. Наверное, побледнел, и это, конеч­но, не могло остаться незамеченным. В мозгу Тамаза вдруг всплыл «тайный стол». Любой орган власти имеет такой стол, который невидимыми нитями связан с ГПУ. Здесь собраны сведения обо всех сотрудниках того или иного учреждения, в том числе и о коммунистах, занимающих ответственные посты. Все знают, что за каждым его шагом следят, что произнесенное им слово подслушивается. Кто следит, кто подслу­шивает, никому не известно. Соглядатай незрим» присутствует везде, и тем он опас­нее. Социалистический коллектив делает необходимым это соглядатайство, существо­вание этого тайного ока. Бог умирает, и его место занимает это тайное око. Его дей­ствие обладает атмосферными свойствами. Уже лишь благодаря внутренней, почти мистической мимикрии многие люди обретают в этой атмосфере шестое чувство, помо­гающее уклониться от бдящего ока. Пробуждается какой-то странный инстинкт: разго­вор проходит таким образом, что из него ничего нельзя понять. Точно так же ведут себя люди в деле: на каждом шагу возникает двойственная, комическая ситуация, по­зволяющая подменять карты. Тамаз продолжал думать. Сегодня он изменил собствен­ному темпераменту, а тайный стол обогатился еще одним сведением, может быть, не­значительным, но все же сведением...

Было время перерыва. Тамаз направился во двор. На ходу он взглянул на послед­ний номер стенной газеты. Стенная газета — это как бы дублер тайного стола. Вместо анонимов здесь работают псевдонимы. Стенная газета собирает сведения не для того, чтобы держать их в тайне, а для того, чтобы сделать их предметом гласности. Она, так сказать, выставляет напоказ социальные непристойности. Здесь все обнажается: иногда наполовину, иногда скрыто, иногда намеками. В стенной газете часто помеща­ются карикатуры. Тайный стол следит за всеми скрыто, невидимо. С помощью же стенной газеты можно следить друг за другом открыто. И в том,, и в другом случае уничтожается интимное. Обезбоживание мира и устранение мира внутреннего — суть одно и то же. Тайный стол и стенная газета окружают этот мир с двух сторон. И делают они это весьма искусно. Тамаз остановился и начал читать «Совещание» — так была озаглавлена одна из заметок последнего номера. Он обратил внимание на следую­щую фразу: «Предоставим лунатикам решать проблему вечной любви и прочие ро­мантические бредни. Пролетариат не нуждается в лунатиках. Было бы очень хорошо, если бы такое сознание нашло достойное отражение и в нашей литературе». Тамаз почувствовал, как кровь ударила ему в голову: автор заметки явно имел в виду его, Тамаза, ибо неделю тому назад он кэк раз беседовал с одним своим знакомым на эту тему. Правда, это произошло в личной беседе... но ведь личное теперь уже не су­ществовало.

Тамаз вышел во двор. Он чувствовал себя раненым волком, загнанным в загон. Майское солнце расточало свои лучк Оно не знало ни тайного стола — у него была своя тайна,— ни стенной газеты ибо обнажает она себя по-своему. Тамаз услышал шум реки. Это отвлекло немного от своих мыслей. Он подошел к дереву, ища в тени за­щиты от палящих лучей солнца. Сквозь листву увидел, солнце. На мгновение показа­лось, будто его тело само вошло в солнце. Тамаз почувствовал себя вдруг наполнен­ным силой и радостью. Он вернулся обратно. Шаги его обрели уверенность, и он уже не походил на раненого волка. И тут услышал какой-то шум и крики. По двору неслась необъезженная лошадь, перед которой в страхе расступалась толпа. Раздавались кри­ки: «Осторожно! Она понесла!» Кучер пытался поймать беглянку. Она, по-видимому, вырвалась из упряжки. Тамаз бросился навстречу лошади, грузный, медлительный че­ловек вмиг преобразился. Благо на земле валялась веревка, Тамаз схватил ее и с мол­ниеносной быстротой сделал из нее лассо. Лошадь как раз в это время мчалась на него, но, завидев человека, прянула в сторону. Тамаз побежал за ней и ловко накинул лассо на шею лошади. Животное резко повернуло обратно. Тамаз не отпускал верев­ку, и лошадь поволокла его. «Она потащит тебя! Отпусти веревку!»—крикнул кто-то из толпы. Теперь лошадь бежала прямо на невысокое дерево. Тамаз успел несколько раз обмотать веревку вокруг него. Взмыленное, дрожащее животное наконец было поймано. Тамаз крепко прижимал веревку к стволу дерева. Толпа с криками «Браво!» обступила его. Около Тамаза оказался и тот новообращенный коммунист, цитировав­ший во время дискуссии Ленина. Он неподвижно уставился на Тамаза, ибо такого дикого и сильного человека он не встречал на своем веку. Ему казалось, что человек этот своей могучей силой вот-вот погубит дерево.


Еще от автора Григорий Титович Робакидзе
Меги. Грузинская девушка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Канареечное счастье

Творчество Василия Георгиевича Федорова (1895–1959) — уникальное явление в русской эмигрантской литературе. Федорову удалось по-своему передать трагикомедию эмиграции, ее быта и бытия, при всем том, что он не юморист. Трагикомический эффект достигается тем, что очень смешно повествуется о предметах и событиях сугубо серьезных. Юмор — характерная особенность стиля писателя тонкого, умного, изящного.Судьба Федорова сложилась так, что его творчество как бы выпало из истории литературы. Пришла пора вернуть произведения талантливого русского писателя читателю.


Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы

В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.


MMMCDXLVIII год

Слегка фантастический, немного утопический, авантюрно-приключенческий роман классика русской литературы Александра Вельтмана.


Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы

Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.


Дело об одном рядовом

Британская колония, солдаты Ее Величества изнывают от жары и скуки. От скуки они рады и похоронам, и эпидемии холеры. Один со скуки издевается над товарищем, другой — сходит с ума.


Захар-Калита

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.