Убежище. Дневник в письмах: 12 июня 1942 - 1 августа 1944 - [55]

Петер не подошел ко мне на чердаке, а отправился столярничать.

Казалось, каждый удар молотка отбивает кусочек моего мужества. Мне было ужасно тоскливо. А тут еще забили часы.

Я знаю, что сентиментальна. И сознаю, что сейчас в отчаянии, и не в состоянии действовать разумно. О, помоги!

Анна Франк.

Cреда, 1 марта 1944 г.

Милая Китти,

Мои проблемы отошли на задний план из-за… взлома! Наверно, я надоела тебе с нашими налетами, но что я могу поделать, если грабителей так привлекает фирма Гиз и K°? Этот взлом гораздо серьезнее, чем прошлый, в июне 43 года.

Господин ван Даан, спустившись вчера в пол восьмого вниз, увидел, что дверь в контору и стеклянная дверь открыты. Это насторожило его. Подозрения усилились, когда он обнаружил, что и другие двери открыты, а в конторе царит жуткий беспорядок. "Были воры", — промелькнуло у него в голове! На всякий случай он проверил наружный замок, но тот оказался цел. "Значит Беп или Петер допустили вчера оплошность", — подумал ван Даан. Он недолго посидел в кабинете Куглера, потом выключил свет и поднялся наверх, не особенно обеспокоенный увиденным.

Сегодня утром Петер очень рано постучался в нашу дверь, чтобы сообщить тревожную новость: входная дверь открыта настежь, а из стенного шкафа исчезли проекционный аппарат и новый портфель Куглера. Петеру наказали немедленно закрыть дверь, а ван Даан рассказал о том, что видел внизу накануне вечером. Мы все были ужасно напуганы и взволнованы.

Объяснение происшедшему может быть только одно: вор владеет запасным ключом от входной двери, поскольку никаких следов взлома мы не нашли.

Очевидно, он проник в контору ранним вечером, увидев ван Даана, где-то затаился, а потом смылся со всем украденным добром, забыв в спешке захлопнуть дверь.

Но у кого может быть ключ? И почему вор не пошел не склад? Может, это был один из работников склада? Он может выдать нас: ведь он собственными глазами видел ван Даана!

Теперь мы живем в постоянном страхе, потому что не знаем, когда пресловутому налетчику опять взбредет в голову прийти сюда? Или он сам был испуган неожиданным появлением ван Даана?

Анна Франк.

P.S. Может, у тебя есть на примете хороший сыщик для нас? Первое условие, разумеется, чтобы мы ему полностью могли доверять…

Четверг, 2 марта 1944 г.

Дорогая Китти,

Сегодня я сидела с Марго на чердаке, но не чувствовала себя так особенно, как с Петером. Хотя знаю, что наши с Марго ощущения часто совпадают.

После мытья посуды Беп стала жаловаться маме и госпоже ван Даан на свое продавленное настроении. Но чем они могут ей помочь? И прежде всего, моя бестактная мать! Знаешь, что она ей посоветовала? Больше думать о страданиях других людей. Как будто это помогает, когда тебе самому плохо! Я так прямо и сказала, и в ответ, разумеется, услышала, что не доросла до понимания подобных вещей.

Как же взрослые иногда тупы и непонятливы! Как будто Петер, Марго, Беп и я не чувствуют того же, что они. А помочь и утешить может только любовь — любовь матери или очень хороших, настоящих друзей. Но наши две мамаши ровным счетом ничего в нас не понимают! Хотя, пожалуй, госпожа ван Даан чуть больше, чем мама.

О, я так хотела сказать бедной Беп слова, которые непременно поддержали бы ее! Но пришел папа и довольно грубо отодвинул меня в сторону. Как они все глупы!

С Марго я немного поговорила о папе и маме, о том, как бы нам здесь хорошо жилось, если бы они не были такими несносными. Мы бы, например, устраивали вечера, на которых каждый по очереди о чем-то рассказывал. Но как бы не так, ведь мне нельзя говорить! К тому же господин ван Даан имеет привычку перебивать, а мама все время ехидничает — она просто не в состоянии вести обычный разговор. Папе надоели наши вечные столкновения, а Дюсселю — и подавно. Что касается госпожи ван Даан, то во время споров она чувствует себя такой оскорбленной, что вся краснеет и не произносит ни слова. А мы? Мы не имеем право на собственное мнение! При этом они считают себя современными. Можно заткнуть людям рот, но нельзя запретить им думать, лишь потому, что они слишком молоды. Беп, Марго, Петеру и мне помогла бы лишь большая настоящая любовь, которая в наших условиях невозможна. И никто, особенно эти глупейшие существа здесь, не могут нас понять, потому что мы мыслим и чувствуем гораздо глубже, чем они предполагают!

Любовь, что такое любовь? Я думаю, что это не выразишь словами. Любовь — это значит понимать другого, делить с ним счастье и горе. И физическая любовь в какой-то момент тоже неотъемлема от этого, Ты что-то делишь другим, отдаешь и получаешь — не существенно, в законном ли браке, с детьми или без.

Неважно, невинны отношения или нет, главное, что кто-то рядом, понимает тебя и полностью тебе принадлежит!

Анна Франк.

Сейчас мама снова ворчит, она явно ревнует меня к госпоже ван Даан, с которой я разговариваю чаще, чем с ней. Но меня это совершенно не трогает!

Сегодня днем мне удалось поймать Петера, и мы болтали примерно сорок пять минут. Петер не привык открыто говорить о себе, но все же постепенно расковывается. Я не знала, как лучше — уйти или остаться. Но мне так хочется помочь ему! Я рассказала ему о Беп и бестактности наших мам. А он пожаловался, что его отец и мать постоянно ссорятся: то о политике, то о сигаретах, то еще о чем-то. Как Петер не смущался, он признался мне, что с удовольствием не видел бы своих родителей года два. "Мой отец не такой обходительный, как кажется, но в вопросе с сигаретами, несомненно, права мама". Поговорили и о проблемах с моей мамой. А за папу он вступился горой и заявил, что считает его замечательным парнем!