Убежать от себя - [12]

До отправления самолета, полыхавшего издали красным флагом на хвосте, оставалось пятнадцать минут, когда последняя голубая стрела с надписью «Аэропорт» уперлась в здание вокзала.

Повезло, что самолет был недогружен. У стойки оформления уже беспокоившиеся дежурные приняли весь груз на глаз, что сэкономило, по прикидке Рябова, не одну сотню долларов провожавшим организаторам.

Так или иначе, но в салон воздушного лайнера команда ввалилась почти вовремя, приведя своей шумливостью остальных пассажиров в изумление. Приглядывая за ребятами, Рябов вспомнил, что у трапа с ним кто-то поздоровался. Он обернулся и увидел улыбающееся лицо, выглядывавшее из салона первого класса.

Приветливо кивнул, сразу же вспомнив, кто этот человек– Жернов, один из самых ярых болельщиков и почитателей его тренерского таланта. Он нередко звонил домой, несколько раз, с нелюбезного разрешения Рябова, заглядывал в клубную раздевалку; охотно помогал ребятам решать домашние проблемы. Рябов считал его добрым мужиком.

– Приветствую, Владимир Владимирович. Извините, что не ответил…

– Здравствуй, Рябов! Видел, какую вы тут панику навели. Летчики из-за вас хотели вылет задерживать.

– И напрасно. Вина целиком организаторов – коль автобус по расписанию подать не смогли, пусть самолет подают!

– Пользуясь случаем, спешу поздравить – здорово сыграли! Сенсационно!

– Сенсации нет. Играли с клубами. Вот со сборной бы…

– Да и так… Контрагенты у меня вроде были неспортивные, но все переговоры с хоккея начинались, хоккеем и заканчивались.

– Неудивительно. Канадцы считают хоккей своей вотчиной. С изумлением открывают каждый раз, что кроме канадского есть и хоккей советский.

– Тур длинный, устали небось?

– Не без этого. Но считаю, что ребята перед чемпионатом мира неплохую подготовку получили. Кругозорчик кое-кто немножко расширил…

Подошла стюардесса.

– Товарищи, пожалуйста, пройдите на свои места! Взлетаем!

– Обязательно, милочка, обязательно пройдем, – ответил Рябов.– Владимир Владимирович, извините – порядок в Аэрофлоте превыше всего…

– Поднимемся, заглядывай к нам в салон, поговорим о жизни.

– С удовольствием! Дорога длинная – еще находимся друг к другу в гости.

Рябов вновь пересчитал ребят. Вторая пятерка принялась за игру. Фишки переходили из рук в руки, и Рябов не только точно знал, во что играют, но и кто выиграет – Климов.

«Как им только не надоест? Игра для дураков. И победитель заранее известен. Хоть бы компаниями поменялись. Влияние хоккея, вырабатывающего устойчивый стереотип, – пусть плохо, но своим составом».

Рябов тщательно пристегнул ремни. Он делал это сразу, как только садился в кресло, без напоминаний, и приучил всю команду, доводившую в былое время стюардесс почти до истерики.

Теперь парни предпочитали играть в другие игры с теми же стюардессами. Особенно преуспевал Ветров. Казалось, он знал по имени всех смазливых девчонок еще до того, как они поступали на работу в Аэрофлот.

Пассажиры сидели уже на своих местах, когда в проходе появился командир корабля с предвзлетным осмотром. Рябов с удовольствием признал в нем еще одного из своих знакомых. Они уже трижды вместе пересекали океан.

– Здравствуйте, товарищ Рябов! Всех птенцов собрали?

– Здрасьте, здрасьте, капитан! Под вашим руководством лететь – что в сейфе отдыхать! Гарантия!

– Так налегке летим! Вы тут вон сколько шайб оставили!– он белозубо засмеялся, продолжая исподволь осматривать салон. Оставшись удовлетворенным, наклонился к Рябову и шепнул: – Счастливого полета.

– И попутного ветра, – ответил Рябов.

– После набора высоты, если позволите, загляну. А то, честно, в рабочей чехарде и не уследил, как с канадцами сыграли.

– Заходите, милости прошу. Только моих салажат, пожалуйста, в кабину не пускайте. Они потом женам трепятся, что самолеты водят. Те в ужасе: теперь-то уж точно овдовеют из-за легкомыслия пилотов…

Шмелев была фамилия командира корабля. К своему огорчению, Рябов не мог вспомнить имени и отчества. И очень уповал, что перед самым взлетом по радио объявят кто приветствует «уважаемых пассажиров».

Заработали двигатели. Густой свист прошелся вдоль обшивки. Машина легко дрогнула и покатилась по дорожке, постукивая на стыках бетонных плит.

Момент взлета Рябов не любил. Больше, чем посадку. К своим многочисленным полетам относился фаталистически. А собственно, что ему оставалось? Смерти не боялся: от нее никто не застрахован, считал он, рано или поздно костлявая придет. Не любил самолет потому, что уж больно противно сидеть бараном: что бы ни случилось – ты вне игры, ты только груз! От воли твоей зависит лишь выбор: Можешь перекреститься, можешь маму родную вспомнить.

То ли дело за рулем автомобиля… Ежели и получится что – сам за баранку держался, а значит, сам и виноват.

За долгие годы спортивной жизни, особенно руководя такими нелегкими компаниями, как хоккейная команда, да еще на уровне сборной страны, Рябов привык брать на себя все бремя любой ответственности. Без решительности, без сохранения контроля над обстановкой не мыслил своей жизни.

Яркое солнце перебежало из левых иллюминаторов в правые – машина развернулась в конце взлетной полосы.