Уайтбол - [35]

— Спасибо, конечно, — покачал головой шеф. — Боюсь, до нобелевской премии тут как до луны. Возможностей лаборатории «Ганимеда» уже сейчас недостаточно, чтобы провести необходимые исследования… Но это еще не все. Вы ничего необычного не заметили?

— Не понял?

Войчек устало улыбнулся:

— В прошлое ваше посещение я вам показывал образец ткани циклопа. Не видите разницы между той демонстрацией и этой?..

— Черт… — изумился Христо. — Теперь вижу.

Шеф кивнул:

— Он продолжает нормально существовать в комнатных условиях. И в других условиях — тоже. Убить ткань — ни разогревом, ни охлаждением — у нас не вышло. Температуры ниже планетарных ей безразличны. А выше семидесяти по Цельсию начинает выделяться фермент, который образует на образце защитную термостойкую пленку. При последующем снижении температуры пленка рассасывается. Вот таким образом. Если по нашему муравейнику прокатится поток жидкой лавы — при условии, что тяжесть лавы не сложит постройку — колония окажется замурована в вулканический пласт, но сохранит жизнедеятельность.

— Здорово. А сами зверушки?

— Могу предположить, что в теле колонии имеются аварийные карманы. В крайне неблагоприятных условиях зверушки забираются в эти карманы и там пережидают беду… Еще: мы воздействовали на образец различными видами лучей. То же самое, что с плюсовыми температурами: при сильных отклонениях от оптимума (за оптимум мы приняли естественное излучение на Ганимеде) на поверхности ткани образуется защитное покрытие. По окончании воздействия — исчезает.

— Плацдарм на все случаи жизни… Нам бы такой.

— Не говорите. Хоть часть этих возможностей — и на Земле наступит золотой век. Панацея от всех болезней, защита от стихийных и техногенных бедствий. Трудно вообразить, что еще.

Христо усмехнулся:

— А потом люди стройными рядами поедут переселяться на Ганимед. Поскольку на родине станет не развернуться.

— Кстати, да. Вполне возможно, эти создания колонизируют наш мир из-за демографического взрыва в тех краях, где они жили раньше… в таком случае, во всей солнечной системе через какое-то время станет не развернуться.

— По-вашему, циклопы ломятся сюда из большого космоса?

Войчек кивнул:

— Безусловно. Капитан, наши соседи — белковые создания. Их родной мир — не Уран и не Плутон. Это, скорее всего, планета, похожая на Землю. Я имею в виду тот мир, в котором они возникли и эволюционировали до разумного состояния… Правда, тут появляется еще один нюанс.

— Какой нюанс?

— В своем теперешнем виде циклопы не приспособлены для жизни на планете земного типа. Одного только нашего «g» достаточно, чтобы отправить их на свалку эволюции. Плацдарм, возможно, еще и не такое выдержит, но…

— Верю. И что?

— Нынешние циклопы — результат множественных мутаций исходного вида, и произошли эти мутации, вероятнее всего, уже во время вселенских странствий.

— Космические цыгане.

— Мне кажется — да.

…В общем, поговорили. Странный такой получился разговор: простые слова, очевидные факты, а за ними — растущее ощущение абсурда и нежелание верить глазам своим. Несколько суток мы барахтались в этих чудесах как мухи в молоке. Глупец тот, кто считает, что сенсация — абсолютный стимул. Есть границы человеческому приятию. За этими границами предвкушение открытия исчезает куда-то. Вместо него растет и крепнет первобытный суеверный страх.

Все объясняется рано или поздно. В крайнем случае, принимает какие-то упрощенные формы. Пусть бессмысленные, зато органично вписывающие неведомое в систему приемлемых штампов. Сейчас уже фактически общепризнанно: мы встретили сверхрасу.

Капитан меж тем отправился к Осипенко.

— Привет, Володь. Что Земля?

— Молчит. Думает.

— Долго она будет думать? Мы сюда прилетели полгода в корабле сидеть, или как?

— Это ко мне вопрос?..

Христо уселся в кресло — потрепанный организм напомнил о себе, голова начала кружиться.

— Завтра уходим на ночную сторону. Если наши умники нынче ни хера не родят, еще четыре дня вылетят псу под хвост.

— Что ты предлагаешь?

— Ничего не предлагаю. Мне популярно объяснили, что я лезу не в свое дело. В настоящий момент любая программа действий — даже просто сидеть здесь, на грунте, не вылезая из корабля — чревата контактами, а контакты — не моя компетенция. Поэтому я не предлагаю ровным счетом ничего. Что скажут — то и сделаю. Уйти на полюс — уйдем на полюс. Подняться на орбиту — ради бога. Лететь домой — хоть сейчас. Только пусть скажут.

— Кэп, ты меня идиотом считаешь? — устало откликнулся Осипенко. — Им все объяснили. Такие новости не осмысливаются мгновенно.

— Володя, нам все-таки повезло. Не знаю, насколько, но повезло. Если бы мы встретили каких-нибудь кровожадных монстров, которых в кино кажут, здесь давно уже была бы гекатомба[7].

— Чего ты накручиваешь себя и меня? Подождем до завтра. Не будет ответа — в ближайшие дни проведем разведку на полюсе, как и собирались.

— Да без толку это, — раздраженно ответил капитан.

— Почему?

— Я только что от Войчека. Хочешь — сам к нему сходи. Наши соседи — серьезная публика, бегство на полюс не спасет. В лучшем случае получим отсрочку.

— И то хлеб.

— Геологи еще не вопят?

— Господь с тобой. Все прониклись и сидят тихо, как мыши.