У зоны свои законы - [6]

– Я бы вон с той титястой позабавился, – проглотив слюну, сказал он про девушку.

– Вот на нары попадешь и будешь забавляться с «Дуней Кулаковой», если педиком не захочешь стать, – раздраженно бросил седой.

– Да ну тебя, – обиделся на него молодой напарник. «Только что вместе человека убили, а он еще издевается», – со злостью подумал он.

Красную «восьмерку» и самого Тютина они увидели одновременно.

– Вот и сам старый мент, – сказал седой, впиваясь взглядом в бывшего полковника, точно прицеливаясь в него.

Молодой напарник ничего на это не сказал, но на Тютина тоже смотрел недобро.

– Стукнуть бы его разом с зятем, – предложил седой. Достав пистолет, прицелился Тютину прямо в лицо, подержал его немного на мушке, но стрелять не стал, с сожалением на лице убрал пистолет. – Пусть пока поживет, легавый, – произнес он с презрением.

– Правильно, – похвалил его молодой напарник. – Не стоит брать на себя лишнего.

– Сам знаю, – огрызнулся седой и добавил: – Нам лучше уйти. Скоро здесь появятся менты.

Выкурив по сигарете, они тщательно втоптали в мох окурки и лесом напрямик двинулись к железной дороге. По гудкам проходивших электричек нетрудно было сориентироваться, где находится платформа. Но, подойдя к ней, убийцы не решились выйти из леса, боясь привлечь к себе внимание. Лишние глаза сейчас были ни к чему. Да и менты могут оказаться достаточно въедливыми и не поленятся прийти сюда. Поэтому лучше было подождать в густых кустах, выкурить по сигарете до прихода электрички.

Когда электричка подошла, они бегом кинулись по ступенькам платформы и вскочили в тамбур переднего вагона перед самым закрытием дверей. Осмотревшись и убедившись, что несколько разморенных жарой пассажиров не обращают на них внимания, они вошли в вагон и с беззаботным видом плюхнулись на крайнее сиденье. До Москвы они почти не разговаривали, делая вид, будто дремлют.

Подъезжая к своему дачному участку, Тютин увидел соседа, отставного генерала-ракетчика. Подняв капот своей новенькой «Волги», тот ковырялся в моторе. Будучи человеком дотошным, ракетчик то и дело лазил в мотор и почти доломал его. Новая машина стала работать, как старая.

Не сказать, чтобы между Тютиным и генералом была дружба, хотя рядом они уже жили давно. Отношения скорей были по-соседски доверительными. Генерал был старше Тютина лет на пятнадцать, потому считал себя вправе поучать полковника некоторым премудростям дачной жизни. И Тютину приходилось ради приличия терпеливо выслушивать его брюзжание. Опять же по-соседски помогали друг другу, а по вечерам, отмахиваясь от назойливых комаров, допоздна просиживали за шахматами в генеральской беседке.

В другой раз, может, и с удовольствием минуту-другую потолковал бы Тютин с генералом о последних новостях, но сейчас, когда в поселке все только и говорят о смерти Анатолия, останавливаться не хотелось.

Из вежливости Тютин поздоровался. Увидев его, ракетчик поспешил закрыть капот и шагнул ему навстречу. Полковник, тяжело вздохнув, достал из кармана пачку сигарет. Уйди он сейчас – обидит старика-генерала до глубины души.

Генерал тоже закурил из тютинской пачки и с сочувствием сказал:

– Мне искренне жаль вашего зятя. Он был хороший человек. У таких людей не может быть врагов.

Тютин молча кивнул головой, затягиваясь сигаретой, а генерал продолжил:

– В прошлый раз, когда он приезжал, я проиграл ему обе партии. Сегодня хотел взять реванш.

И на это у Тютина не нашлось слов. Оставалось только для поддержания разговора кивнуть головой, что полковник и сделал. Генералу хотелось выговориться… Жена ведь слушать не будет. Своим брюзжанием он и так за целый день ей надоел.

Но Тютин для себя твердо решил: «Докуриваю сигарету и ухожу».

– А знаете, Николай Иванович, – сказал вдруг генерал как-то по-особенному с болью в голосе, – я не верю, что ваш Анатолий мог совершить такое.

– И я не верю, – сказал Тютин фразу, показавшуюся ему уже затертой. Ведь то же самое он сказал следователю. Теперь вот повторил генералу-ракетчику. А зачем? Для чего? Все теперь в прошлом. Да и вообще, возражать что-либо генералу – всегда было абсурдно. Старая привычка военного командира – если во что упрется, не свернешь его, не переубедишь, сколько ни старайся.

Генерал, приблизившись к Тютину и дохнув на него водочным перегаром, запальчиво продолжил:

– Зная Анатолия – каким он был по характеру, по натуре… Не сам он, – проговорил ракетчик едва ли не шепотом. Полковник молчал, докуривая сигарету. Так не хотелось, чтобы сейчас кто-то лез со своими советами, понуканиями.

– Вам надо тормошить ментов! – неожиданно рассердившись, воскликнул генерал. Но, вспомнив, что Тютин сам бывший мент, поправил себя: – Извините за грубость. Ваших бывших коллег.

– Пустое, – Тютин только рукой махнул. – Я уже разговаривал со следователем, когда они приезжали по вызову. Галстук!

– Галстук? – ничего не понимая, повторил генерал. – При чем тут галстук?!

– А при том. Они не хотят возбуждать дело. Повесился на галстуке. Считают – сам. И не принимают никаких других версий. Так-то. На теле при внешнем осмотре не обнаружено следов физического воздействия. Иными словами – ни синяков, ни ссадин, ни ран. И получается простор для отказа в возбуждении уголовного дела. А, если честно, искать никто не хочет и, по всей видимости, не будет. Зачем им лишняя головная боль с Анатолием?! – с обидой произнес бывший полковник.