У женщин грехов не бывает! - [10]

Шрифт
Интервал

– Ладно, – я прошептала. И набрала: «Зови друга».

«Он уже здесь, – напечатал Лера. – Сидит в кресле и дрочит».

У меня вздрогнули плечи, как будто кто-то появился в дверях. Я сразу представила себя голую, беззащитную на чужом полосатом матрасе и каких-то левых красномордых жирных самцов по креслам. Это были уродские кадры, и у меня сработал инстинкт. Самосохранения, естественно. В реале я бы смылась из такой компании как можно быстрее. И вот тут, в этот момент, мне опять показалось, что не так уж сильно реал отличается от вирта. Когда человек пугается, ему абсолютно все равно, где стреляют – в мониторе или за окном.

Я испугалась. Да! Испугалась и сама себя одернула: «Детский сад!» И быстренько так, по-пионерски, отпечатала Лерочке:

«Он хочет, чтобы я его облизала…»

«А ты хочешь?» – он спросил.

«А я хочу, чтобы ты смотрел!»


Поначалу это даже слегка возбуждало. А потом Лера увлекся режиссурой. Он расставил классическую мизансцену: Лера внизу, я сверху, третий персонаж сзади. Все заняли свои места, табу сломали, я почувствовала себя грязной блядью, как хотела, дешевой грязной блядью… И вдруг мне стало скучно, скучно и тоскливо до парализации. Я перестала нажимать на кнопочки. Захотела уйти.

Лера заметил паузы и скинул мне свою любимую комбинацию, когда два члена входят в один рот. Он хотел сделать экшен, но меня передернуло. Противно стало до тошноты. Я слишком четко представила свои губы и самцов. Я чуть не заревела – так сильно в роль вошла, что себя, даже такую придуманную шлюшку, стало жалко.

Лера курил. Он видел, конечно, что я отключаюсь. Кроме «аааааааааааа» и «оооооооооооооо» от меня ничего не приходило. Он накручивал: «Сейчас порвем тебя, шалава». А я так медленно-медленно одним пальцем набирала: «Рвите, мне пофиг».

Я поставила курсор на выход. Меня удерживало только одно: интересно было, поймет он или нет. В конце концов, он старый еврей или не старый еврей? Что он там делает вообще? А? Где у него руки? Зверушка, он что, не чувствует, что я сейчас зареву?

«Кайфуешь, сучка?» – Лерочка спросил.

– Ага, – говорю. И пишу то же самое.

Он обрадовался. Этот искусственный персонаж его отвлекал. Нужно было думать, куда он встал, что захотел, как вогнал, что сказал. Оргвопросы убивали желанье, и поэтому Лера курил и ждал, когда мне все это надоест.

«Мне не нравится», – я застегнулась на все свои замочки.

«Зайка… – Лерочка, наверное, улыбнулся. – Я хотел, чтобы тебе было хорошо…»

«Убери «друга»!»

«Он уже ушел, малыш… Мы только вдвоем».

«Поцелуй меня», – я напечатала и немножко затормозила: отправлять или нет?

Мы еще не целовались. Я просто не знала, как это сделать словами. Это сложно. Нежность и длительность поцелуя упаковать в слова очень трудно. И ни к чему. Зачем? У нас было в жизни достаточно реальных поцелуев.

Я опять увидела картинку. Свои губы, «левый» член и Леру. Мне вставило. Да, эта картинка меня зажгла. Мне захотелось, сильно очень захотелось, чтобы Лера меня поцеловал как свою. В губы, я хотела в губы, но стеснялась попросить. Он сам понял:

«Целую твои губы… сладкие… Нежно».

Чего я так обрадовалась, сама не пойму. Инсайт, наверно, случился. Передалось, наверно, его тепло каким-то странным образом.

«Хочу тебя искупать», – я сказала.

«Ты меня? Хочешь искупать?»

«Да, хочу тебя отмыть и всего прогладить».

«Зайка, – он улыбнулся. – Меня уже сто лет никто не купал…»

Сто лет не купали Лерочку. Некогда всем. Девочки работают. Одной мне делать нечего, и я захотела его понежить. Не знаю, что на меня нашло, захотелось прощупать каждый кусочек его тела, и пальцами скользить захотелось, у меня даже ладони потеплели.

«Держу твои коленки… – я сказала. – Развожу их, ляг на спинку».

«Делай что хочешь, заенка».

Я ласкалась щеками по его бедру, держала его за ступни, растирала пальцы. Пока он дрочил свой член, я его вылизывала. Нырнула в его раскрытые ноги и гладила все его пушистые места и языком ему делала сначала быстренько и нежно, а потом сильно и глубоко.

«Где твоя писечка, дай мне ее…» – он просил, но я не давала, я ждала, когда он сбесится и запросит: «Отъеби меня, сучка… ооооооооооооооооо».

Я сама не замечала, как переползаю с ноутбуком из кухни в зал и там кончаю, как только вижу его «оооооооооооооооооооооо, что ты со мной делаешь, маленькая». Открываю глаза – а я уже на диване.

Коленки скользили на мокрой коже. Я падала носом в подушки и задыхалась, но Лера меня не отпускал, не останавливался. Он посадил меня к себе на лицо и баловал языком и пальцами.

«Хочу, чтоб ты еще кончила… моя девочка… сладкая… Кончай мне на губы…»

Я кончала. Лера просит – и я сразу кончаю. И ору, громко ору, вслух:

– Лерааааааааааа! Ты вкусный…

Он валялся на своей постели, мокрый, липкий и добрый-добрый. Поднимался с подушки, чтобы мне напечатать:

«Сумасшедшая, как мне с тобой хорошооооооооооо…»


Короче, тесты, сплошные тесты мы проводили друг с другом. Проверяли реакции на вербальный возбудитель. Мы вытаскивали из своей базы данных кучу прикосновений, поцелуев, проникновений, скольжений, запахов, вкусов… Осталось проверить визуальный момент. А я боялась! Немножко. И даже промямлила: «А может, не надо».


Рекомендуем почитать
Всё, чего я не помню

Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.


Колючий мед

Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.


Неделя жизни

Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.


Белый цвет синего моря

Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.