— Чего тут думать! Знаю. Вот, например, сегодня утром янки всех подряд обыскали, отобрали спички, зажигалки, перочинные ножи — словом, все «огнеопасные и острые предметы». И еще предупредили: сегодня как-нибудь обойдется, а завтра потрудитесь прийти в тапочках, потому что в башмаках запрещено, особенно с железными подковками, которые могут дать искру. Представляешь? В декабре, в такую погоду, работать в тапочках на веревочной подошве. Ведь там в грязи утонешь, их грузовики всю землю кругом размесили. Конечно, народ поворчал, а протестовать по-настоящему никто не посмел. Публика еще хуже, чем была на нашем заводе.
— Очень уж ты скорый, — ответил Дюпюи. — Дай им время осмотреться. Ты ведь сам говорил, люди они разные, из разных мест прибыли.
— Ничего не скорый… Вчера, помнишь, в полдень дождь начался, целый час лил. И хоть там ни одного навеса нет, где бы можно было укрыться, никто, небось, не сказал: бросай, ребята, работу! Смелости не хватило.
— А сам ты?
— Я уж раз поплатился, пусть теперь другие начинают.
— Неужели ты намерен работать у этих мерзавцев и даже не попытаешься поднять людей?
— Да говорю тебе, что с ними ничего не поделаешь. Впрочем, не беспокойся, у меня кое-какие мыслишки есть. Времени я там зря терять не буду, попомнят меня американцы! Пусть отнимают спички и ножи, я и без них обойдусь. Услышишь еще обо мне…
— Кто это тебе нашептывает? Смотри, сынок, будь осторожен. Помни, когда человек один что-нибудь затевает, иногда вместо пользы вред получается.
— Не волнуйся, я, слава богу, не маленький, знаю, что делаю. Мне подсказчики не требуются. Там многие такого же мнения держатся… Я уже кое-какой почин сделал.
— Какой почин?
— А вот какой. В лагере несколько ящиков и несколько катушек проволоки лежат в сторонке, туда даже прожектор, что на водокачке, не доходит, темно там. Вот я и решил разбить какой-нибудь ящик и посмотреть, что там внутри. На мое счастье, у одного ящика доска оторвалась. Доски, доложу тебе, толстые, а гвозди длинные — вот такие. Ну, я лопатой, как рычагом, и приподнял доску.
Для большей наглядности Жожо сунул черенок ложки в трещину деревянного стола.
— Понял? Только я ничего не увидел. Рукой щупаю — тоже ничего. Герметическая упаковка! Я решил было бросить, да, уходя, чуть не напоролся ногой на гвоздь. Тут-то меня и осенило. Осторожненько запустил лопату в отверстие и потихонечку стал отдирать доску за доской, старался только гвозди не погнуть. Потом забрал подмышку лопату, доски, отошел и зарыл доски так, чтобы гвозди торчали из земли. Знаешь, где зарыл? Как раз там, где грузовики проходят и делают круг перед разгрузкой. Надо тебе сказать, что они следом друг за другом идут, так что на траве даже дорожку укатали. Сейчас-то, конечно, там тихо, машин нет, а завтра утром посмеемся!.. Честное слово, отец, мне обратно куда веселей было идти, чем на работу. Декуан с парнями спрашивали, где это я пропадал, а я ответил, что ходил, мол, за нуждой. Они меня, конечно, на смех подняли: замерз, поди, на таком холодище, говорят. Если бы они только знали…
— Будь все-таки осторожней, сынок, а главное, не доверяйся советчикам. Глупость недолго сделать.
— Вечно ты боишься! Все вы боитесь. В результате люди сидят сложа руки, а янки преспокойно выгружают свои материалы. Вот теперь об оккупации повсюду говорят. Все протестуют, а дела не делают.
Жожо встал, подошел к окну и заговорил, стоя спиной к отцу:
— Послушай-ка, что я тебе скажу… Тут дело не в количестве, много народу не требуется. Если бы каждый добыл себе автомат, через какой-нибудь час американцев тут бы и духу не было. Всех бы перещелкали. И уж после этого другие бы к нам не сунулись, не беспокойся. Мы ведь у себя дома, в своем праве, имеем право защищаться. А листовки, надписи разные, плакаты — разве это борьба? Дайте-ка нам автоматы, тогда посмотрим. Через месяц будет уже поздно, янки обнесут поле колючей проволокой, наставят сторожевых вышек — вот тебе и готов концентрационный лагерь, останется только нас всех туда засадить.
— К сожалению, все это не так просто, как тебе кажется, сынок. Если придется, я, конечно, от других не отстану. Но сейчас вопрос не в этом…
Жожо круто повернулся к отцу.
— А хочешь знать, так я тебе скажу, в чем у нас загвоздка. Мы, французы, народ конченный. Я-то видел настоящий народ, во Вьетнаме, и на всю жизнь получил хороший урок. Вьетнамцы не ковыряются, как вы здесь. Там мы были оккупантами. Они нам дали жизни, не то что вы здесь американцам. Все на воздух летело. Сколько раз, бывало, высунешь на минуту нос, и сейчас же пули — ж-ж-ж! Редко нам доводилось поспать ночью спокойно. Небось, не такими были свежими да румяными, как американцы здесь. Вот там — народ, и в Корее тоже, а мы неженки.
— Не болтай глупостей. Уж на что ваш заводик, казалось бы, богом забытый, и то зашевелились! Одной искры достаточно, какого-нибудь крепкого парня, который сумел бы поднять народ, указать людям правильный путь. Тебе же удалось! Вот погляди, сразу все вспыхнет, как солома. Наш народ еще загорится.
— Вот именно! Загорится да потухнет, — заметил Жожо.
