У водонапорной башни - [34]

Затем, еще раз о целях нашей борьбы. Именно борьбы, ибо американцы во Франции — это война, американцы несут с собой разорение всему нашему району, превращают его в пустыню. Мы не против американского народа и его страны. Но здесь — это колонизация, это война.

В заключение кратко напомнить о том, что нужно делать сегодня. И не только докерам, но и всему населению… Мы не одиноки в нашей борьбе. С нами народ. Во всей Франции, во всем мире честные люди рассчитывают на нас, одобряют наши действия, поддерживают нас… И о нашем долге. Быть на высоте нашего долга. Сознавать свою ответственность.

Собравшиеся аплодируют. Анри садится и спрашивает Франкера: «Который час?» Уже четверть двенадцатого! Все-таки здорово затянули. Анри говорил целый час. Однако никто не ушел. Кто-то из товарищей предлагает послать Морису Торезу пожелание скорейшего выздоровления и еще раз заклеймить организаторов гнусного покушения на его жизнь.

— Мы об этом уже подумали, — говорит Робер.

И он зачитывает письмо.

Гром аплодисментов.

Собрание закрывается. Анри спрашивает у проходящего мимо докера:

— Ну, как сошло, по-твоему?

Тотчас вокруг стола президиума собирается кружок. Кто-то говорит:

— Надо бы почаще устраивать такие собрания с участием обеих ячеек. Совсем другое дело, когда чувствуешь, что стоишь с товарищами плечо к плечу.

— Сегодняшнее собрание показало, что температура поднимается.

— Да и вопросы с каждым днем становятся все сложнее, — говорит Анри.

Только тут он заметил, что Робер уже ушел, ни с кем не попрощавшись, даже не пожав ему руки, чего до сих пор никогда не случалось.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Фасад с белыми изразцами

Тяжелей всего для Полетты сознавать, что она зависит от Жизели, стала ее прислугой. О таких вещах нельзя думать спокойно — сердце переполняется горечью.

Обычно девушек связывают с детством более прочные нити, чем юношей. И дольше живет дружба, начавшаяся еще на школьной скамье. Девушки с удовольствием встречаются, любят поболтать при встрече, протанцевать друг с дружкой вальс на вечеринке, если только удастся вырваться на вечеринку; они словно не желают замечать изменений, которые произошли с тех пор, как в уголке школьного коридора четыре подружки — четыре смешно подрагивающие косички — делились наивными, ребяческими секретами; с тех пор, как, возвращаясь с уроков, они нарочно делали крюк, чтобы пройтись по городскому саду, где так сладко мечталось посреди запретных газонов, или на берегу пруда с медлительными важными карпами, или на дорожках, где того и гляди появятся мальчики, от которых убегали с хохотом в последнюю минуту… И еще долго цепляешься за детские воспоминания, хотя уже еле виден с противоположного края все увеличивающейся пропасти белый платочек подруги, посылающей тебе прощальный привет. Все, что разделяет подруг, становится после окончания школы до ужаса ощутимым. В этой памяти о милых детских днях скрыто сожаление о том радостном, или, вернее, обманчивом начале жизни, когда казалось, что все пойдут бок о бок, как равные… Но всех разбрасывает в разные стороны. Сложная штука — жизнь!

В те безоблачные дни Полетта особенно дружила с четырьмя девочками из своего класса, четырнадцати-пятнадцати лет — с Жизелью, Люс, Франсиной и Марселью. Отец Полетты тогда работал вместе с отцом Марсели, у них была небольшая механическая мастерская, где они выделывали детали по заказу местных заводов; компаньоны прекрасно ладили между собой. Отец Жизели тогда только что открыл мясную лавку, правда, довольно скромную, но зато широковещательно объявил, что будет отпускать товар значительно дешевле остальных мясников, и это привлекло к нему много покупателей. Люс и Франсина, дочери докеров, получали в школе стипендию. Тогда уже началась война, но в первые ее месяцы в жизни девочек мало что изменилось. Только перед пасхальными каникулами 1940 года для дружной пятерки настали тяжелые времена. Отец Полетты и его компаньон работали теперь в убыток себе и вынуждены были продать мастерскую. Оба поступили на завод. Осенью Марсель все же пошла в школу, а Полетта поневоле осталась дома в ожидании лучших дней. В самом начале учебного года отца Франсииы арестовали и посадили в тюрьму, потому что он был коммунист. Люс еще некоторое время посещала уроки, но и она вскоре бросила ученье. Марсель и Жизель завели себе новых подруг. Сейчас Марсель, которой больше других повезло в жизни, преподает в Педагогическом институте, неподалеку от Парижа; вышла замуж тоже за педагога; в письмах она всегда спрашивает о прежних своих подругах и сообщает, что у нее самой только одно огорчение в жизни: до сих пор нет детей. Да, не то, что у нас! Здесь ребята, можно сказать, от одного морского воздуха родятся!

Отец Жизели разбогател, стал одним из самых крупных купцов в городе, теперь у него шикарный магазин в собственном доме, выложенном по фасаду белыми изразцами; его лавку нельзя не заметить, особенно с тех пор, как прямо напротив, в госпитале Вивьен, водворились американцы и водрузили огромный флаг, который торчит чуть ли не до середины улицы. Франсина и Люс, так же как и Полетта, остались в своей среде и вышли замуж за докеров.