У тебя иное имя - [40]

— Ты добьешься, — снова опустила глаза Лаура. — У тебя сильная воля и хорошие связи.

— Добьюсь, если мне удастся немного успокоиться, — голос Карлоса Родо дрогнул при этих словах.

— Ты знаешь, что всегда можешь рассчитывать на мою поддержку.

— Как ты смотришь на то, чтобы завести еще одного ребенка? — сейчас голос Карлоса Родо звучал более уверенно.

— Не торопи события, Карлос, — остановила она.

Реклама кончилась. На экране снова замелькали кадры фильма. Он был черно-белый, и Лаура подумала, что, когда привыкаешь к цветному изображению, черно-белые фильмы кажутся схематичными.

Карлос Родо еще несколько минут посидел рядом с ней на диване, потом поднялся с видом человека, который собирается приступить к тяжелой физической работе. Он казался повеселевшим, и глаза его светились решимостью.

— Ну что ж, — произнес он, — пойду поработаю.

— В следующую рекламную паузу принесу тебе кофе, — ответила Лаура, не глядя на мужа. — Положу побольше сахара: сахар полезен при умственной работе.

Когда дверь за мужем закрылась, Лаура бросила вязанье в корзинку, уменьшила звук телевизора и подошла к телефону. Она набрала номер Хулио.

— Привет, Хулио, это я, Лаура, — произнесла она, когда ей ответил голос на другом конце провода.

— Привет, Лаура. Я чувствовал, что ты сейчас позвонишь.

— Как ты себя чувствуешь? Лучше, чем вчера?

— Вчера у меня выдался трудный день. Похмельем мучился. Но сейчас все в порядке. Послушай, Лаура, — Хулио заговорил быстро, путаясь в словах, — не знаю, что тому виной — то ли возраст, то ли весна, но я весь горю... я сегодня дважды мастурбировал... я могу думать только о тебе, все, что я ни делаю и ни говорю, ведет к тебе.

— Молчи! Молчи. У меня сердце готово разорваться. Нужно потерпеть. Ты не чувствуешь, что приближается решительный час?

Хулио немного помолчал. Потом заговорил снова: “Да, меня уже несколько дней не покидает предчувствие. Словно кто-то подает мне знак. Я вижу все в другом свете. Лаура, вчера я был пьян, но сегодня я почти не пил, только немного виски, и я по-прежнему уверен, что хочу жить с тобой.

— Не хочешь стареть один, так ведь? — задала она провокационный вопрос, и Хулио, даже не видя ее, догадался, что она улыбается. — А что ты сейчас делаешь?

— Смотрю по телевизору фильм Хичкока. А когда он закончится, сяду писать. Я пишу роман.

— Если он получится таким же замечательным, как твои рассказы, будет просто здорово. А кому ты его посвятишь?

— Тебе, жизнь моя, тебе. Послушай, я купил себе джинсы и пару цветных маек — устал от костюмов и галстуков. Они меня старят.

— Ты стройный, джинсы на тебе хорошо будут смотреться.

— Как думаешь, не продать ли мне машину? Куплю вместо нее мотоцикл — огромный, какие сейчас делают, и объедем на нем вместе с тобой всю Европу?

Лаура весело засмеялась, а Хулио добавил: “Я серьезно. Вчера я был у одного приятеля — он мой ровесник и совсем лысый. Но выглядит гораздо моложе меня, потому что носит модную одежду. Он подарил мне отличный белый пиджак — знаешь, из этих, что всегда выглядят мятыми.

— Сколько раз сегодня ты наливал себе виски, любимый?

— Раза два. Но помногу.

— Весна свела тебя с ума, — подвела итог Лаура игривым голосом, растягивая слова — словно это она сама была весной.

— Ты свела меня с ума, Лаура, — возразил Хулио.

Они помолчали несколько секунд, словно оба в один миг отказались продолжать общение через посредника, который не позволял им видеть друг друга, или словно после вспышки веселья вдруг оба погрустнели.

— Мне пора закачивать разговор, — быстро проговорила Лаура, как если бы кто-то приближался к ней.

— Не забывай меня, — попросил Хулио. — Не забывай меня, жизнь моя!

Лаура повесила трубку и пошла на кухню готовить кофе. Поставив кофеварку на огонь, она вернулась в гостиную, и тут же снова зазвонил телефон. Звонила ее мать.

— С кем ты разговаривала, дочка? Невозможно было дозвониться.

— С одной знакомой, которую терпеть не могу. Вы с ней на пару сегодня не дадите мне досмотреть фильм.

— Да его уже в третий или в четвертый раз показывают. А что Карлос делает?

— Он наверху, у себя в кабинете. Работает.

— Как продвигаются дела с новым назначением?

— Да вроде все хорошо. Конкурентов почти нет.

— Хоть бы ему повезло, дочка! Ему это сейчас очень нужно.

Лаура не ответила: не хотела продолжать этот разговор.

— После того что ему пришлось пережить... — мать сделала еще одну попытку спровоцировать ее.

— Что ты имеешь в виду, мама? — спросила Лаура.

— Ваши отношения, что же еще. Никак они у вас не ладятся!

— Мама, не начинай! — начала злиться Лаура.

— Это ты не начинай. Скажи правду: у тебя есть другой мужчина?

— Какой другой мужчина! У меня на это нет времени.

— Послушай, дочка: приключения — вещь приятная. Только вот долго они не длятся, и после них во рту остается привкус горечи. Если не кончается чем похуже.

— Тебе это известно из собственного опыта? — спросила Лаура с нарочитой жестокостью. Она хотела повесить трубку, но не могла: слова матери задевали ее. Они продолжали оскорблять друг друга, понимая при этом, что взаимные оскорбления не ослабят их связь, а лишь упрочат ее. Каждая из них жила в лабиринте собственных грехов и ошибок, в которых все больше запутывалась, и эти лабиринты давно переплелись между собой.