У ступеней трона - [76]

– Голова что-то разболелась; прогуляться вышел…

– Вот и ладно… И я от нечего делать побродить отправился; пойдем вместе! – И он взял Баскакова под руку.

Несколько времени они шли молча. Вдруг Баскаков бросил быстрый взгляд на своего спутника и подумал:

«А ведь это – судьба. Вот мне и секундант для Головкина… Обращаться к Антону – это лишние разговоры будут, а теперь мне эти разговоры не по сердцу».

– Послушайте, Милуша, – вдруг обратился он к преображенцу, – у меня есть к вам просьба…

– А что такое? – оживился тот, удивительно любивший всем угождать и услуживать.

– У меня сегодня был один неприятный разговор, и я хотел бы закончить его хорошим ударом шпаги.

Преображенец еще более оживился. Он уже давно мечтал принять участие в каком-нибудь поединке, и, как назло, это ему ни разу не удалось. Поэтому теперь он страшно обрадовался словам Баскакова.

– Вы хотите дуэлировать?! – воскликнул он.

– Да.

– А с кем?

– С графом Головкиным… Александром Ивановичем! Я хочу проучить его.

– Так, пожалуйста, я очень рад… Но когда прикажете назначить дуэль? – уже входя в роль секунданта, официальным тоном спросил Милошев.

– Когда хотите… Хоть послезавтра…

– Послезавтра, – раздумчиво повторил Милошев. – А на другой день нельзя?

Василий Григорьевич пожал плечами:

– Говорю вам – мне все равно. Только не тяните слишком долго. Но почему вам не хочется послезавтра? Дурной день, что ли… Так я не суеверен и на эти приметы мало внимания обращаю…

– Нет, совсем не то, – густо краснея, отозвался молодой офицер. – На послезавтра маскарад у французского посла… и я обещал одной особе быть всенепременно.

Воспоминание о том, что «пиковая дама» назначила свидание его кузену на маскараде у маркиза де ла Шетарди, молнией прорезало мозг Баскакова.

«А что, – подумалось ему, – если мне окончательно растравить свою рану? Проследить Анну и там же, на маскараде, уличить ее?»

– Хорошо, – быстро сказал он, – пусть дуэль будет после маскарада. А скажите, мой друг, трудно попасть в дом французского посланника?

– А вам бы хотелось быть на этом маскараде?

– Признаюсь, хотелось бы.

– Так это очень легко устроить, – весело отозвался Милошев. – У меня как раз есть два билета. Я вам с превеликим удовольствием уступлю один… Да и костюм у меня лишний есть: капуцинского монаха… Приезжайте ко мне, мы вместе и отправимся.

Баскаков крепко пожал руку молодого офицера:

– Спасибо вам, Милуша. Вы для меня большое одолжение делаете…

Вдруг он вздрогнул, торопливо выдернул свою руку из руки Милошева и испуганным взором уставился на какого-то мужчину, проехавшего мимо в извозчичьей тележке. Ему показалось, что в промелькнувшей мимо него фигуре он узнал Барсукова, своего двойника, которого несколько месяцев тому назад так безжалостно убил Левашев. И эта встреча с выходцем с того света показалась ему предвестником чего-то ужасного…

VI В доме французского посла

Роскошный дом маркиза де ла Шетарди сиял бесчисленными огнями. Целые каскады ослепительного света лились сквозь оконные стекла и разгоняли ночной мрак с улицы, по которой бесчисленной вереницей тянулись всевозможные экипажи, то и дело высаживая у подъезда закутанных в меха представительниц и представителей петербургской знати, приглашенной французским посланником на маскарадный бал.

Маркиз де ла Шетарди, присланный французским двором в Петербург, был снабжен инструкциями во что бы то ни стало загладить неприязненные отношения, которые установились из-за участия французского оружия в поддержке Станислава Лещинского, и способствовать всеми мерами сближению Франции с Россией. Хитрый и умный дипломат, однако, не сумел ничего сделать на этом пути. При жизни покойной императрицы ему в этом всячески мешал Бирон, державший сторону австрийского, а затем саксонского двора; когда Бирон пал, Миних, а затем Остерман явно благоволили больше посланнику королевы Марии-Терезии – маркизу де Ботта и прусскому послу – графу Мардефельдту, и маркиз ясно видел, что ему невозможно бороться с такими соперниками. Тогда маркиз Шетарди решил пойти иной дорогой. Нельзя было добиться выгодной дружбы, следовало посеять не менее выгодный внутренний раздор. Усиление Австрии было невыгодно французской короне – следовало ослабить Австрию, теснимую прусским королем. Но так как Мария-Терезия старалась добиться помощи от России, нужно было занять русское правительство собственными заботами. И, следуя осуществлению этого плана, маркиз настоял на том, чтобы шведы объявили войну русским, а так как он подозревал желание Елизаветы отнять императорскую корону у малолетнего Иоанна Шестого, то он стал поддерживать стремление Елизаветы, войдя в сношение с лейб-медиком цесаревны Лестоком и обещая помощь деньгами… Но он все это делал таким потайным образом, что правительница не догадывалась о двойственной роли, какую очень долго играл французский посол. Когда у нее возникло подозрение – было слишком уже поздно. Однако маркиз заметил, что холодность Анны Леопольдовны принимает оттенок враждебности, и тотчас же изменил курс. Он перестал посещать цесаревну Елизавету, стал чаще появляться в Зимнем дворце и, наконец, надеясь доказать правительнице, что у него нет никаких тайных замыслов, что он не участвует ни в каком заговоре, решил дать блестящий маскарадный бал, на который усерднейше просил пожаловать Анну Леопольдовну и на который не было отправлено приглашение цесаревне Елизавете. Таким обидным для цесаревны способом он хотел успокоить правительницу, хотя Елизавета Петровна заранее была предуведомлена через Лестока и о цели, для какой дается маскарад, и о том, что ей приглашение не будет послано.