У ступеней трона - [67]
II
Две соперницы
Елизавета Петровна не ожидала, что ей придется принимать такую высокую посетительницу. Цесаревна была рада, что при дворе хоть официально о ней на время забыли, что к ней не пристают больше со сватовством, и сама была в Зимнем дворце в последние дни всего два раза: по приезде из ее подмосковной Покровской вотчины, где она провела лето, затем недавно на куртаге[57].
Зимние и весенние месяцы Елизавета Петровна подумывала о перевороте в свою пользу, мечтала о возможности возложить на свою голову императорскую корону, но, пробыв лето в Покровском, прожив там целых восемьдесят дней мирной и спокойной жизнью, вдали от придворных тревог и интриг, проводя время среди незатейливой деревенской природы, которая манила ее гораздо больше, чем шум и блеск императорского двора, цесаревна, к удивлению всех своих приближенных, заявила, что больше не думает о престоле. И это заявление она сделала вполне искренне. Ей действительно надоели придворные интриги, и, если бы ее только оставили в покое, она была бы вполне счастлива. Почти не сомневаясь, что переворот может удаться, Елизавета в то же самое время страшилась тяготы, которую ей придется возложить на плечи вместе с императорскою порфирой.
Вот и сегодня у нее по этому же поводу вышла горячая схватка с Маврой Ивановной Шепелевой. Не поспалось что-то сегодня Елизавете Петровне. Легла ли она вчера раньше обычного, или просто сон отлетел раньше, чем нужно, но уж в пять часов утра цесаревна открыла глаза, полежала несколько минут, поглядывая на различные предметы, слабо освещенные огоньком лампад, горевших перед образами, но лежать она не любила и, спрыгнув с постели, принялась одеваться. Шепелева спала в соседней комнате и спала очень чутко. Шум в спальне цесаревны разбудил ее, она встала, заглянула осторожно в дверь и ахнула, увидав, что Елизавета Петровна уже на ногах.
– Да ты, никак, проснулась, золотая?! – воскликнула она.
Елизавета расхохоталась наивности восклицания.
– Нет, сплю, Мавруша!..
– Да что тебя это, матушка, спозаранку подняло?
– Не послалось что-то…
– Ну, матушка, – заметила совершенно серьезно Мавра Ивановна, издавна убежденная, что «Лизанька как-никак, а царицей будет», – когда государыней станешь – не изволь чуть свет вставать… А то людям спать не дашь.
По лицу цесаревны прошла недовольная гримаса.
– Оставь, Маврушка, эти глупости! – резко проговорила она.
– Какие это глупости?!
– А вот мечтания-то эти несбыточные… Не буду я государыней, да и не хочу ею быть.
Шепелева даже глаза вытаращила от охватившего ее изумления; все ее круглое калмыцкое лицо покрылось багровым румянцем, и она, забыв, что весь ее костюм состоит из одной рубашки, подскочила к цесаревне.
– Как не будешь?! Как не хочешь?! – крикнула она, чувствуя, что от волнения у нее перехватило горло.
Ее полная фигура в одной рубашке, спустившейся с плеча, была теперь так комична, что Елизавета не выдержала и расхохоталась.
– Так и не хочу! – сказала она, перестав смеяться.
– Матушка! Золотая ты моя! – взмолилась Мавра Ивановна. – Не шути ты так… Не доведешь ты меня этими шутками до добра. Опять будет мне Герман-то наш кровь отводить.
– Да не шучу я, Мавра Ивановна, – на этот раз с непритворной досадой отозвалась цесаревна. – Совершенно всерьез я говорю – не буду я корону носить, не надобна мне она.
– Как не надобна! Да что ты, золотая моя, несуразицу такую несешь. Да как же наша Расея без царицы будет?!
– У России есть царь, и другой царицы ей покамест не нужно.
– Ну какой же это царь, ежели он еще в люльке лежит!
– Это все равно, – твердо проговорила Елизавета Петровна. – Есть царь, хоть и в люльке, и слава богу… А мне соваться не к чему.
Мавра Ивановна помолчала с секунду, затем вдруг взвизгнула и хлопнула себя руками по бедрам.
– Так не бывать этому!.. – воскликнула она таким звонким голосом, что даже цесаревна испуганно вздрогнула.
– Как не бывать? Чему не бывать?
– А вот отказу-то твоему. Так и не бывать! Ишь что удумала… Нет, ваше высочество, нельзя, нельзя этого! Ведь коли предрешено тебе царствовать – так ты и царствуй! – Мавра Ивановна вдруг залилась слезами и выбежала из спальни цесаревны.
Цесаревна усмехнулась, когда Шепелева выбежала за дверь, но усмешка вышла какой-то гримасой. Горячая любовь, так и сквозившая в каждом слове этой непочтительной речи, тронула цесаревну, и она все утро думала об этих словах ее простой, бесхитростной камер-юнгферы[58].
Обыкновенно, когда происходила размолвка по какому-либо поводу между Елизаветой и Маврой Ивановной, Шепелева или исчезала на целый день из дому, или запрятывалась так, что цесаревна не могла ее разыскать. Так, по обычаю, полагалось и сегодня, но каково же было удивление цесаревны, когда в одиннадцать часов утра дверь ее будуара, где она сидела, держа в руках какую-то книгу, но витая мыслями в прошлом, отворилась и показалась голова Мавры Ивановны. Это так обрадовало Елизавету, не умевшую долго сердиться и страшно скучавшую о своем друге, что она бросилась к дверям, боясь, что Шепелева опять исчезнет.
– Маврушка! – воскликнула она. – Бросила дуться!
Мавра Ивановна переступила порог, с таинственным видом притворила дверь и промолвила:
Роман повествует о годах правления российского императора Петра II.В бескомпромиссной борьбе придворных группировок решается вопрос, куда пойдет дальше Россия: по пути, начатому Петром I, «революционером на троне», или назад, во времена Московской Руси. Пётр II предпочитает линию отца, казнённого дедом. Судьба реформ Петра I под вопросом, поражение за поражением терпят его сподвижники и только неожиданная смерть юного Государя ставит точку в этой борьбе.
Если Пётр I был «революционером на троне», то царствование его внука представляет собой попытку возвращения к временам Московской Руси. Пётр II предпочёл линию отца, казнённого дедом. Никогда ещё вопрос о брачном союзе юного государя не имел столь большого значения.Это был буквально вопрос жизни и смерти для влиятельных придворных группировок. Это был и вопрос о том, куда пойдёт дальше Россия…Вошедшие в книгу произведения рассказывают о периоде царствования Петра II, об удачливой или несчастливой судьбе представителей разных сословий.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Княгиня Екатерина Романовна Дашкова (1744–1810) — русский литературный деятель, директор Петербургской АН (1783–1796), принадлежит к числу выдающихся личностей России второй половины XVIII в. Активно участвовала в государственном перевороте 1762 г., приведшем на престол Екатерину II, однако влияние ее в придворных кругах не было прочным. С 1769 г. Дашкова более 10 лет провела за границей, где встречалась с видными политическими деятелями, писателями и учеными — А. Смитом, Вольтером, Д. Дидро и др. По возвращении в Россию в 1783 г.
Павел Петрович Свиньин (1788–1839) был одним из самых разносторонних представителей своего времени: писатель, историк, художник, редактор и издатель журнала «Отечественные записки». Находясь на дипломатической работе, он побывал во многих странах мира, немало поездил и по России. Свиньин избрал уникальную роль художника-писателя: местности, где он путешествовал, описывал не только пером, но и зарисовывал, называя свои поездки «живописными путешествиями». Этнографические очерки Свиньина вышли после его смерти, под заглавием «Картины России и быт разноплеменных ее народов».
Во времена Ивана Грозного над Россией нависла гибельная опасность татарского вторжения. Крымский хан долго готовил большое нашествие, собирая союзников по всей Великой Степи. Русским полкам предстояло выйти навстречу врагу и встать насмерть, как во времена битвы на поле Куликовом.
Поздней осенью 1263 года князь Александр возвращается из поездки в Орду. На полпути к дому он чувствует странное недомогание, которое понемногу растёт. Александр начинает понимать, что, возможно, отравлен. Двое его верных друзей – старший дружинник Сава и крещённый в православную веру немецкий рыцарь Эрих – решают немедленно ехать в ставку ордынского хана Менгу-Тимура, чтобы выяснить, чем могли отравить Александра и есть ли противоядие.