У стен великой Намазги - [26]

Что же касается соотношения типов орудий труда, то на Чопан-депе, например, во 2-м периоде уменьшается разнообразие форм скребков; костяные скребки из лопаток животных встречаются теперь лишь единично; уменьшается количество геометрических микролитов; возрастает число скобелей, предназначенных для обработки деревянных и костяных изделий; появляются иголки с ушком (это, видимо, связано с зарождением ткачества); увеличивается количество зернотерок, ступок и пестиков.

Число изделий, связанных с переработкой зерна, особенно резко возрастает в 3-м периоде, что объясняется непрерывно растущей ролью земледелия. На Чагыллы, например, количество этих предметов значительно увеличивается не только по сравнению с самим Джей-туном (1-й период), но и с Чопаном (2-й период). Зато геометрических микролитов на Чагыллы в 3 раза меньше, чем на Джейтуне. Для 3-го периода, особенно для Чагыллы, характерно обилие глиняных ядер биконической формы для пращи.

Любопытные изменения наблюдаются в использовании тех или иных материалов. Во 2-й фазе джейтунской культуры падает роль кремня и возрастает роль камня, в 3-й фазе резко поднимается значение кости. Количество каменных орудий, например, возросло с 2,5 % на Джейтуне до 14 % на Чагыллы. Орудия же из кости (от числа всех орудий труда) на Джейтуне составляют около 4 %, на Чопане — 18,25, а на Чагыллы — почти 25 %.

Анализ всего комплекса археологических находок показывает, что роль охоты постепенно снижалась (особенно в 3-й фазе), значение же земледелия и скотоводства возрастало. В результате развития ткачества одежда из шкур вытесняется из обихода. На большинстве поселений основную роль играло скорее всего земледелие, а вот на Гадыми оно стояло на втором месте, уступая скотоводству. Среди домашних животных преобладал мелкий рогатый скот, но при этом на Чопане было больше коз, а на Чагыллы — овец. Там же, на Чагыллы, в 3-м периоде появляется и крупный рогатый скот.

Рассказывая о домах джейтунцев, мы уже не раз упоминали о большом здании, обнаруженном в 1968 г. на Песседжик-депе. Приняв во внимание необычно большие для джейтунских памятников размеры постройки, капитальность внешних стен, сложность внутренней конструкции, а также отсутствие каких-либо находок внутри дома, О. Бердыев высказал предположение, что это здание вполне могло быть общественным домом Песседжика. Площадь здания была достаточно велика, чтобы вместить взрослое население всего поселка. Возможно, здесь собирались жители для обсуждения своих дел, но, как писал О. Бердыев сразу же после открытия, «не исключена возможность, что перед нами своего рода святилище, где время от времени совершались культовые церемонии и жертвоприношения»^{74}.

Расчистка фресок подтвердила, что это не обычное жилое помещение, а действительно специальное здание общественного или культового характера. Сами фрески, относящиеся к VI тысячелетию до н. э., представляют огромный интерес: они — после росписей Чатал-Гуюка— древнейшие в мире, так что это открытие — поистине сенсация в истории культуры. На росписях Песседжика мы видим животных (копытных и хищных), деревья, треугольники, ромбы; живопись выполнена красной и черной красками на белом фоне. По стилю фрески Песседжик-депе более просты, архаичны, чем росписи на стенах домов Чатал-Гуюка.

Другое здание культового характера — «дом с суфой» на Чагыллы. Известно, что в Месопотамии суфа — явный признак культового характера здания. Интересно, далее, что очаг в этом доме не прокален, т. е. он или совсем не использовался, или использовался очень редко. Этой особенностью здание на Чагыллы отличается от обычных жилых домов джейтунских поселений. Видимо, значительная часть поселений джейтунской культуры имела здания общественного назначения, в которых собирались их жители.

Изучив тысячи предметов материальной культуры, Г. Ф. Коробкова обратила внимание на поразительное сходство изделий с поселений Песседжик, Чопан и Тоголок. «Тождество каменного инвентаря этих трех памятников, — писала она, — является, по-видимому, отражением единства того коллектива, который заселял данные поселения. По всей вероятности, обитателями их были родственные коллективы, принадлежавшие одному племени, осевшему в этом оазисе тремя общинами»^{75}.

Все названные поселения располагались на берегах речки Секиз-Яб, существующей и поныне; центром этого оазиса, по крайней мере во 2-й фазе, был скорее всего Песседжик. Возможно, что жизнь на всех трех поселениях началась одновременно. Культура этого неолитического оазиса очень близка Джейтуну, или, вернее, культура Джейтуна была близка культуре этого оазиса. Ведь общественное здание с прекрасными фресками найдено не в Джейтуне, а в Песседжике, так что, судя по всему, Джейтун был не более чем периферией Песседжикского оазиса. Вполне возможно, что и всю культуру следовало бы называть песседжикской, а не джейтунской, но Джейтун нашли прежде, название привилось, и поэтому нет смысла его менять.

Так как погребений найдено мало, то дать развернутую антропологическую характеристику населения джейтунских поселков невозможно. Но кое-что все-таки мы знаем. Скрупулезно изучив те немногие черепа, которые удалось найти археологам, советские антропологи В. В. Гинзбург и Т. А. Трофимова пришли к выводу, что джейтунцы принадлежали к европеоидному восточносредиземноморскому типу и были наиболее близки к населению Гисара (Иран), отличаясь от него большей грацильностью. В общем, обитатели джейтунских поселений походили на современных туркмен.