У стен Малапаги - [41]

Аберрация зрения. Слегка отодвигаемся, покидаем сад с его фонтанами, статуями царственных мадам, посетителями, цветами в вазах. Площадь ростана, кафе ростана, столики и стулья из соломки, вылавливает глаз бокал с вином цвета созревшего персика, улица медичи, всё той же мэрии, клоделя поля, перемещение происходит в правильном направлении, к дому на улице печки, экзотически дю фур, церковь сан-сюльпис, фонтенелев фонтан, генерал ордена бенедиктинцев оливье, умер в тысяча шестьсот восьмом, не дожил до нашего визита. Минуем.

А в Новгородской губернии деревня Желомля, два скотных двора, два пруда, ручей с холодной водой. Берега в черёмухе, чёрной, красной смородине, крапиве. Заросли так густо, непролазно, что ручей прозвали Чёрным. Всегда тень, даже в жаркий июльский полдень. Местность холмистая. На самом высоком церковь и школа.

Выпей Море был человеком сентиментальным. Вероятно, поэтому он всегда покупал одно и то же вино, в одной и той же бутылке, разлив коньячно-водочного завода имени Микояна. И вино, и бутылка, и наклейка на ней были известны, знакомы, выучены наизусть, но всякий раз, купив и принеся домой, он долго рассматривает её, читает про себя, по слогам. Он вовсе не рвётся налить, выпить. Вино, бутылка вращаются в руках неторопливо, торжественно, что-то обещают, невнятно лепечут. Но предчувствие необычайного, чудесного длится недолго. Он наливает, чего-то ждёт. Верь тому, что сердце скажет? Нет залогов от небес? Поднимает стакан, смотрит на свет. Пьёт.

Если ваш сын — три годика, бодр, свеж, не удручён и не робок — ещё раз здесь появится, я отправлю вашу свекровь на лесозаготовки. Январь сорок пятого, Башкирия, Караидель. Чёрная река будущего. Говорит секретарь райкома Безухий или Безуглый Пётр Петрович или Пётр Иванович. Здесь — местный райком. Реквием, некролог, образы италии, потом, потом, не до этого. В равенне ещё сохранились постоялые дворы, как те, где останавливался на ночлег Дон Кихот, он же Кихада или Кесада, хитроумный идальго. Останавливался в Ламанче, страна другая, но дворы те же.

Взяла я его в свои нежные рабоче-крестьянские ручки, и поставлю, и переверну, чтоб удовольствие ему же доставить, а он, — да не надо ему ничего, — и говорит, где-то мы не подходим друт другу, где, в каком месте, где-то, сказал тоже, да везде, нет места, чтоб подходили.

Послала я его, разошлись, но обедать каждый день приходит, поест, посидит и тихонько, глазки потупив, отваливает к себе, к телевизору, весь счастливый. Ну и жизнь у меня?! Да мне всё равно. Пусть приходит, пока не найду. Найду-то точно. Стоит только постараться. На шару и уксус сладкий. А я денег за удовольствие не беру, своих хватает.

Гардероб Академович, Номерок Гардеробович, Академ Герценштубович, а ещё Ксенофоб Ипполитов, доцент и полиглот, и Элеонора Валентиновна Митрофанова, пассия.

Я — человек болезненный, ревматический. Ослабление мозговой деятельности неподдельно, механизмы контроля уязвимы, зрение, слух, восприятие, ощущение, различение и пр. Приготовление обеда из семи блюд весьма затруднено. Как и для прочих старичков, независимо от расы, веса и роста. Но бывают исключения.

Сборища, застолья, застольцы наших трапез. Не знаешь, где всплывёт, аукнется, откликнется. Ох, уж этот Моисей Соломонович, Соломон Моисеевич Рабкрин! Походя, за рюмкой водки, и под канадское радио.

Не веришь?! Говорю, так и есть. Позвоночный столб. Идёшь сверху вниз от шейных… и там, где ложбинка начинается, как раз перед, аккуратно посередине, родинка. Не веришь? Сейчас покажу. Ну что? Видел? Я же говорю, без обмана. Что есть, то есть.

…тимьян, цветы бузины, цвет липовый, анис, листья ежевики, горький фенхель, кожура шиповника, корень солодки. В самой глубокой древности знаменито было маронейское вино из приморской Фракии. Вторым шло вино из Фалернской области. Пьяной горечью Фалерна… Кто не знает, что одни вина приятнее других и что вина того же самого разлива различны. Одно оказывается лучше, потому ли, что лучше его тара, или по чистой случайности.

Я многое пропустил. А куда ни пойдёшь, всюду повторяется одна и та же история.

Какие у тебя пальчики на ножках! У другой и на руках таких нет.

Надо же, заметил.

Станцуем, станцуем! Еще станцуем… Вальс Бостон.

Призрение

Учись, Митенька, учись. Не пей, Митенька, не пей. Что мне всегда говорила моя бабушка. Изо дня в день. И не по одному разу. С утра до вечера. Учись, да учись. Не пей, да не пей. И будешь профессором в Цюрихе. И все уважать тебя будут. А сам ты будешь уважать себя.

Главное — уважение окружающих. Потом — самоуважение. А потом — обеспеченная жизнь среди культурного ландшафта и не менее культурных людей.

Отпустишь аккуратную бородку. Будешь носить очки в солидной и модной оправе. Одеваться в магазине с давней прочной репутацией.

Скромно, со вкусом одетый, ты будешь принят в обществе людей достойных, обеспеченных и тоже со вкусом.

Тебя будут приглашать на приёмы для узкого круга лиц. И всё люди учёные, известные и даже не без славы.

Ты и сам будешь давать приёмы вместе с женой. У профессора непременно должна быть жена. Таков порядок, традиция. И не тебе её менять.