У Схимника - [2]

- Сыне мой! - говорил мне подвижник,- не падай духом, ибо всё скоропреходяще, и как за ночью всегда следует день, за мрачной тревогой души - верь мне - наступит спокойствие, и возродятся надежды...

- Не падай духом еще и потому, что человек ты есть и частицу бога вмещаешь в себе; не забывай это, и всегда в душе rbnei будет жить гордость первородством твоим на земле, а эта гордость не дает места отчаянию, и не будешь ты тогда рабом жизни, а господином ее.

- Учись отличать временное от вечного, ибо всё, что во времени, не прочно, подлежит разрушению и смерти; душа же твоя-вечна, охраняй душу твою от растления, береги огонь ее и голоса ее слушай.

- Соразмеряй силу разума твоего с твердынею тайн жизни и с нежностью существа души твоей; не оскорбляй себя сомнением в родстве ее с господом, творцом всех и вся, создавшим и тебя, частицу мира, и в то же время целый мир. Ибо образ вселенной зависит от чистоты ума и чувства твоего; ибо всё существующее познается тобою чрез самого же себя.

- Держи сердце свое в чистоте, но и, загрязнив его, не отчаивайся, а вспомни, кто ты есть, и ты очистишься. В тебе всегда имеется искра великого огня, зажженного в душах людей десницею господа: не гаси же ее сомнением в самом себе и в бессилии твоем творить жизнь.

- Верь в великое назначение человека - существа, созданного богом для владычества на земле, для прославления имени его подвигами во славу его; верь, и возгорится сердце твое желанием жизни, дух твой воспрянет, жаждой подвига запылает грудь твоя. И не будет тебе равных на земле, ибо святые подвиги на пользу земли прославляют могущество Божие и делают человека владыкой жизни.

- Но если и отчаяние охватит сердце твое, не падай духом, сын мой, а борись с ним и воспитаешь в себе мужество; не бойся и отчаяния и не говори о тоске твоего сердца с воплями боли,- радуйся страданию его, ибо оно к блаженству веры приведет тебя.

- И если бы даже презирал ты себя за слабость души твоей - не падай духом! От презрения твоего к самому себе другие выиграют и придут помочь тебе, видя, что ты не скрываешь от них того, что ты еще хуже, чем они.

- Человек - как бы низко ни пал он - всегда хочет быть лучше других, и не смотри на то, что пути, которыми он идет к этому, ложны. Цени желание его! Не унывай: есть жизнь - есть время сделать себя владыкою, ее. Цени желания твои,- они залог твоего успеха, и чем больше их, тем многообразнее жизнь твоя, тем ценнее ты для круговорота жизни.

- Помни: жив бог - жива душа твоя!

- Но если умер бог в сердце твоем - нет тебе спасения, и погибнешь ты, яко червь.

Вдруг что-то холодное и быстрое, как удар кнута, упало мне на руку, обнаженную по локоть. Настроенный мистически в этом склепе, под вдохновенные речи старика и под протяжные, печальные звуки звона колоколов,- я вскрикнул и вскочил на ноги в ужасе, от которого едва не потерял сознание. Помню колкий холод, пробежавший по моей коже с ног до головы, и никогда не забуду его; и помню гулкое эхо крика моего, долго раздававшееся в пустынных сводах церкви.

- Это ящерка, ящерка... Ш-ш! Где ты? Ах ты! Иди-ка, иди- ка сюда...говорил старик, роясь в стружках.

- Не бойся, человече, это безвредное божие создание, друг дней моих убогих. Вот ты... а... а... а..! Испугала человека! Нехорошо. Мышь еще навещает одиночество мое... Мышка.

- А вон и братия с богомольцами собирается на всенощное бдение. Заговорит сейчас дом божий, а я, недостойный слуга его, буду, сидя здесь, вкушать сладость моления богу моему.

Через решетку в своде склепа из храма к нам упала широкая полоса мутного света,- упала и вдруг исчезла, точно погашенная сыростью этой могилы, и тотчас же снова явилась, осветив аналой и книгу на нем. Храм наполнился шорохом, и на решетку то и дело наступали ноги молящихся...

Раздался гулкий, переливчатый возглас диакона.

- С миром иди, сыне мой... Благословит тебя господь, отец наш...отпустил меня старец.

На последней ступеньке лестницы уже стоял послушник, подозрительно оглядывая меня.

- Возглас был... тревожный...- робко произнес он...

- Был, был... да... это ничего... С миром идите...

- Владыко дней моих! Пошли мне сил воздать тебе, господи, благодарственное моление мое за жизнь мою, щедрый дар благодати твоея!..раздался сзади меня молитвенный шёпот старого подвижника, благодарившего бога за жизнь в могиле и за отдых в гробу.

...Через полчаса я лежал у опушки монастырского леса в тишине и вечернем сумраке на траве, уже покрытой росой, под шатром из ветвей старого дуба.

Из открытых окон храма, стоявшего в ста шагах от меня, неслось в вечернее небо пение монахов.

Над самым храмом, высоко в небе, столпилась группа легких облаков, точно слушая молитвы на земле. Было тихо. Лес стоял неподвижно: ни один лист не дрожал над моей головой. На западе вспыхнула и затрепетала вечерняя звезда.

Передо мной в вечернем сумраке всё блестели ясные глаза человека, заживо схоронившего себя, и худое лицо его отчетливо рисовалось мне воображением моим.

Он был там, в земле, под храмом, в котором каждый день многие души, молясь, изнывали под тяжестью грехов своих, и мне казалось, что вся масса их страданий и скорбей падает сквозь отверстия в полу храма в сырой склеп подвижника, падает и давит собою дряхлое тело его. И он молится денно и нощно за этих людей, собирающихся в храме над ним, молится за них богу, господину своему, в силу и благость которого он непоколебимо верует,молится из-под земли и уверен, что молитва его дойдет до небес...