У самой границы - [8]

— Старшина, что делаешь, отвечать будем! — крикнул Курбан.

В ту же минуту его увидел и, как понял Курбан, сразу узнал Меджид. Недоверие и надежда отразились на его лице. Он хотел было что-то сказать, но старшина так тряхнул Меджида, что он едва не прикусил язык.

— Говори фамилию, — зарычал Андросов, не в силах скрыть свое огорчение.

— Не имеешь права, старшина, — услышав, как назвали Андросова, воскликнул Меджид. — Я Мухамедниязов! Думаешь, если ты старшина, можешь солдата бить? Почему руки связал? Почему по голове ударил?

Меджид делал вид, что не знает Курбана, и Курбан по непонятным причинам тоже ничем не выдал, что знает Меджида. Он увидел: Андросов смущен, дав волю рукам.

— Старшина, объясни, почему такое? — спросил Курбан.

— Да не тот, ну понимаешь, не тот, кого искали… Вот они, его бумажки!

В руках у Андросова была справка о том, что Меджид Мухамедниязов действительно красноармеец такой-то части. Справка дана для предоставления льгот Мухамедниязовой Фатиме — матери Меджида.

— Старшина, — развел руками Курбан. Он хотел сказать, что это еще не причина трясти человека за душу.

— Послушал бы, что он сказал, — не отпуская Меджида, отозвался Андросов. — «Салам, говорит, здравствуй. Москва капут. Я, говорит, такой, как ты, война кончал, домой гулял…» Вот тебе Москва! — Андросов сложил внушительный кукиш и ткнул его под нос Меджиду.

— Я так не говорил, — завизжал Меджид. — Я так тебя спросил. Смотрю, папаха, винтовка, борода, сам худой, на меня напал. Думал, есть хочешь, думал, ты домой гулял!

— Ты мне говори, — гневно повел бровью Андросов, — зачем здесь оказался?

— Мало-мало отпуск был, часть догонял, заблудился…

Андросов, поморщившись, оттолкнул Меджида, безнадежно махнул рукой.

— И на такого вот сопливого щенка время ушло, — процедил он сквозь зубы. Поднявшись на верхушку бархана, осмотрел мертвую равнину.

Значит, настоящий диверсант, пока они возились с Меджидом, оторвался от них на добрый десяток километров и уходит теперь все дальше на север, потешаясь про себя, как ловко одурачил пограничников. Ждали они из-за кордона агента германской разведки по имени Гасан-оглы, а поймали Меджида. А может быть, подумал Курбан, Меджид Мухамедниязов — сообщник Гасан-оглы и нарочно, чтобы их задержать, морочит им головы?

Андросов поднял валявшуюся неподалеку винтовку задержанного.

— Вот она, новенькая! Сорок первого года рождения, — с сердцем сказал он, — этой винтовкой надо на фронте фрицев бить, а он ее в пустыню приволок.

Вытащив затвор и сунув его в карман, широко шагая по склону бархана, утопая в песке почти до колен, он спустился вниз, к тому месту, откуда они подходили к Меджиду. Курбан молча направился вслед за ним.

Солнце поднималось к зениту и нестерпимо жгло даже сквозь ватный туркменский халат. У Курбана пот струился по лицу в три ручья. Красноватая мгла стояла перед глазами, но вдруг совсем недалеко, казалось, за ближайшими барханами, заблестело озеро с наклонившимися к воде деревьями. Беленький домик стоял в тенистой прохладе зеленых кущ, над домиком поднимались высокие пирамидальные тополя. Изображение дрожало в горячем струящемся воздухе, возникало и пропадало вновь, манило свежестью и прохладой.

Курбан мотнул головой, отмахиваясь от наваждения, с грустью провел языком по пересохшим губам.

До горизонта тянулись, словно застывшие морские волны, гряды барханов, во все стороны, сколько видел глаз, одни безжизненные рыжие холмы песку — ни человека, ни зверя, ни птицы. До Уюк-Тюбе — ближайшего колодца — еще километров двадцать, да и то неизвестно, есть ли там вода, а в запасе всего несколько литров.

Андросов рассматривал на склоне цепочку следов, полузасыпанных рыхлым песком. Курбан приблизился к нему и тоже стал смотреть на отпечатки в песке.

— Вот, — вытянул руку Андросов.

Курбан ничего не видел. Песок в этом месте был такой же гладкий, как и повсюду вокруг.

— Иди за мной, — приказал старшина, направляясь в сторону от следа, проложенного Меджидом.

Они отошли метров на двести, и Курбан с удивлением увидел начавшийся прямо посреди пустыни след. Он даже посмотрел вверх, как будто нарушитель мог упасть сюда с неба.

— Обманул нас с тобой Гасан-оглы, — сказал Андросов. — Навел на след этого, как его, Мухамеда, что ли, а сам в сторону и каждый отпечаток за собой заровнял. Теперь, поди, уж к Уюк-Тюбе подходит… Вот смотри, гасановский почерк…

Курбан наклонился к следу, стараясь вспомнить все, чему учил его Андросов.

Отпечатки шли друг за другом на малом расстоянии, значит, Гасан-оглы не очень спешил, а скорее всего устал. Песок в ямках по цвету почти не отличался от нетронутого, значит, прошел он здесь довольно давно, солнце успело высушить следы. Курбан сравнил его следы со своими собственными. Ноги Гасан-оглы утопали глубже, значит, шел он с грузом, направление держал на север, наверно, к единственному на десятки километров колодцу Уюк-Тюбе. Курбан и это понял: каблуком песок сносится внутрь отпечатка, носком выбрасывается вперед.

В сторону от бархана уходил тот самый след, по которому шли они от границы. Андросов не ошибся: перед ними снова был «почерк» Гасан-оглы.