У пределов мрака - [10]

На следующий день Эксхем повстречал Кира на том же месте, возле складских помещений на рынке зерна.

— Этим утром, еще до зари, Рофферти уехал первым дилижансом в Брюссель, откуда он не собирается возвращаться, — сообщил Джону знающий все новости Кир.

— Что-нибудь случилось? — с невинным видом поинтересовался Джон.

— Не знаю. Но за час до отправления почтового дилижанса, то есть очень рано, Рофферти встречался с полковником Макинтайром. Похоже, что полковник даже не успел снять с головы ночной колпак. Даже на улице было хорошо слышно, как ругался Макинтайр. Примерно в это же время два сержанта извлекли из гостиничной постели некоего Люка Олиффа и погрузили его в кибитку, направлявшуюся в Остенде. Это все, что я знаю о событиях вчерашнего вечера и сегодняшнего утра.

— Кружку портера? — предложил Эксхем.

— Спасибо, немного попозже… Кстати, кто-то снял шторы с окна этой хибары напротив, и в ней сейчас нет никого. До свидания, Джон!

Расставшись с Киром, Джон направился к улице Монне, где его ждал Ульрих фон Гейерштайн.

Его встретил Пробст, низко поклонившись.

— Мой хозяин не очень хорошо чувствует себя, господин капитан, и вам, возможно, придется подождать несколько минут. Вы можете посидеть здесь. Я могу предложить вам аперитив?

Джон осмотрелся. Нельзя было не признать, что Пробст содержал помещение в идеальном порядке. Все сверкало: паркет, предметы мебели, кристально-прозрачные оконные стекла. Вазы из белого мрамора были заполнены свежими цветами, источавшими приятный аромат. Эксхем отхлебнул вина из поставленного на стол Пробстом серебряного бокала с гербом Гейерштайнов и от удовольствия прищелкнул языком.

— Мне редко приходилось пить такое замечательное вино, — сказал он и поблагодарил Пробста кивком головы.

— Вы оказали большую честь моему хозяину и его замку, господин капитан, — ответил Пробст и снова поклонился.

В этот момент взгляд Эксхема упал на стоявший на каминной доске миниатюрный портрет, чем-то неожиданно встревоживший его.

— Не может быть… — начал он и замолчал. Потом обратился к слуге: — Какая великолепная небольшая картина стоит на камине. Хотелось бы узнать, кто изображен на ней и, вообще, это результат воображения художника или портрет какого-то определенного лица?

Старый слуга улыбнулся.

— Это портрет, господин капитан. Мой хозяин всегда возит его с собой, потому что это портрет его сестры, графини Эрны фон Гейерштайн.

— Благодарю вас, Пробст.

Слуга вышел. Эксхем помотал головой, почувствовав легкое головокружение.

Эрна фон Гейерштайн… Маргарет Грирсон… Неужели бывает такое удивительное сходство? Впрочем, сходство могло ему почудиться, потому что в комнате было довольно темно из-за плотных штор на окнах.

Он снял с камина миниатюру и подошел к окну. Здесь он смог перевести дух: да, сходство было, прежде всего в общем облике, в больших немного тревожных глазах. И, все же, они различались.

Эрна фон Гейерштайн была брюнеткой, ее волосы казались золотисто-каштановыми; в то же время, волосы у Маргарет были цвета спелой ржи.

— Слава Богу, — пробормотал он. — Если бы не это различие, я решил бы, что столкнулся с проделками дьявола…

Он едва успел поставить портрет на место, как вошел граф Ульрих.

— Я немного устал, капитан, — сказал он. — Признаюсь, что я не слишком крепкого телосложения… К тому же, меня мучает бессонница…

— Послушайте, граф, — сказал Эксхем. — Вы знаете, что я по профессии моряк, а это профессия для суровых мужчин. Отец никогда не поручал меня воспитательницам, так как не хотел, чтобы я получил утонченное воспитание, малопригодное для деловых людей. Он сам начинал посыльным и постепенно поднялся по ступенькам, став в итоге богатым человеком. Я уверен, что даже суровая военная специальность не может обеспечить нужное воспитание. Не буду дольше распространяться на эту тему, чтобы не показаться слишком грубым. Перейду к сути. Вы не хотите бросить этот мусор в огонь?

И он протянул Ульриху расписку, в которой тот признавал свой карточный долг.

— Господи, что это? — воскликнул юный Гейерштайн.

— Вы попали в лапы шулеров, граф, но мне удалось забрать у них вашу расписку. Кроме того, я приношу вам извинения от имени английской армии, потому что жулики имели к ней прямое отношение.

— Боже мой, — пробормотал Ульрих, закрыв лицо руками. — Как я могу принять это, капитан?

— Это необходимо, потому что от этого зависит ваше здоровье. И не только здоровье. Я прошу вас извинить меня за резкость. Скажите, вы впервые играли здесь?

Ульрих отрицательно покачал головой.

— И сколько вы задолжали Рофферти?

— Вам и это известно? — в отчаянии воскликнул Ульрих.

Эксхем молча кивнул готовой. Он сказал о долге Рофферти на всякий случай и, как оказалось, угадал.

— Это огромная, действительно огромная сумма, — сказал граф, сдерживая рыдания.

— Я знаю, что будет, если вы не расплатитесь. Мне трудно сказать вам прямо все, что я думаю, потому что для нас, англичан, самоубийство рассматривается как страшный грех. Кроме того, граф, в трудное время, переживаемое сейчас нашими странами, у нас не так много солдат, чтобы позволить такие дурацкие потери. А теперь скажите, о какой сумме идет речь?