У пана лесничего на шляпе кисточка - [38]

— Алло! Кто это? — отозвался сверху другой голос.

— Шебо.

— А, Шебо. У телефона Чилибулк.

— Чилибулк? Ну, что нового? Как поживаешь, старый чурбан? Нравится тебе телефон? Все ж таки я ловко придумал.

— Отличная штука! — согласился Чилибулк. — А ты, собственно, где?

— В конторе.

— В какой конторе? — спросил Чилибулк.

— В собственной. Устроил себе контору и с сегодняшнего дня буду тут руководить. Видишь, у меня и телефон здесь.

— Не вижу.

— Как так не видишь? Ты же по телефону со мной разговариваешь.

— Разговариваю-то по телефону, а телефона не вижу.

— Не строй из себя слишком умного! Для профессора твой ум все равно короток. А теперь, Чилибулк, слушай очень внимательно! Немедля созови всех воробьев и объяви им, что через десять минут будет важное собрание. Я хочу вас всех пожурить.

— Не слышу!

— Пожурить вас хочу. Научить приличию и хоть чуточку наставить на ум.

— Не слышу! Тут страшный гвалт!

И в самом деле! Все воробьи, скучившись вокруг Чилибулка, кричали наперебой:

— Алло, алло, алло!

— Алло! Кто у телефона? — раздался строгий голос Шебо.

— Мы все здесь. Алло, алло, алло! Шебо, ты-то где, скажи!

— У телефона. Мне что, прийти к вам навести порядок? Я даже не знаю, с кем разговариваю. Чилибулк еще там?

— Дерется.

— Дерется? С кем?

— С Шумихрустом.

— С Шумихрустом? А кто у телефона?

— Гриц.

— Послушай, Гриц! Скажи Шумихрусту и Чилибулку, пускай немедля прекратят драку! Немедля! Приказываю! Скажи, что я приказываю. Дай мне Чилибулка! Слышишь, Гриц? Дай мне Чилибулка!

— Чилибулк у телефона! — раздалось сверху.

— Чилибулк? Чурбан старый, тебе делать нечего, да? — совестил его Шебо. — Ты почему дерешься?

— Да разве я дерусь? Мы просто шутим друг с другом.

— Нашел время для шуток! — рассердился Шебо. — Что я тебе сказал?

— Отличная штука!

— Какая штука? — спросил Шебо.

— Да телефон, — ответил Чилибулк. — И в самом деле ты голова.

— Я такого же мнения. Но я спрашиваю, как ты исполнил мое приказание? Ты меня хорошо слышишь?

— Слышу, слышу, — ответил Чилибулк. — Но еще и вижу. Не знаю, видишь ли ты, но я-то хорошо вижу. Небо начинает хмуриться. Похоже, гроза идет. Ей-ей, должно, сильная гроза идет! Вот посмотришь, скоро у тебя в квартире и водопровод будет. Нальет тебе по телефону за шиворот.

— Ты это серьезно? — спросил Шебо.

— Конечно, серьезно, — ответил Чилибулк. — Когда будешь тонуть, позвони! Я же тут наверху, у телефона. Живу в новой квартире.

— В новой квартире? А где?

— Да вот здесь, говорю же, у самого телефона. Только на балке. На деревянной балке под стрехой. Свежий воздух, телефон рядом, красота! Н-да, уже начинает накрапывать, стало быть, водопровод и впрямь будет! Шебо, станешь тонуть, позвонить не забудь!

ВЕСЕННИЙ ДОЖДЬ

Конечно, это была не гроза, а просто обычный весенний дождик. И все-таки вымокнуть Шебо не хотелось, и потому он перебрался к Чилибулку.

— Чего ж ты там не остался? — смеялся Чилибулк. — Я уж было обрадовался, что смогу водопровод похвалить. Хотел тебе звякнуть…

— Не болтай, Чилибулк! — оборвал его Шебо. — Ведь мы с тобой уже не молоды. Если и проказничаем или болтаем всякую чушь, то для других стараемся. Хотим, чтоб воробьям и остальным птицам было весело, но все равно дела наши все хуже и хуже.

— И то правда, — кивнул Чилибулк. — Наши дела как сажа бела. Но не думаю, что ты пришел ко мне жаловаться.

— Не люблю жаловаться, — сказал Шебо, — ты же знаешь. Уж лучше какую-нибудь глупость выкину. Если нужно, все на шутку сверну. Но признаюсь, порой мне уже и шутить не охота. Плохи птичьи дела. Год от года нас все меньше и меньше. Люди знай землю буравят, пашут, перепахивают, лес корчуют, все изменяют. Каждый клок земли к рукам прибирают, а про нас, птиц, совсем забывают. Порой губят дерево, которое и не мешает им вовсе. Как часто озлятся на птицу за вишенку или виноградинку, а сами у нас целые сады, даже леса отбирают. Им-то что? Подчас сержусь на таких людей. Сколько их теперь мечтает о даче: отдохнуть, мол, там хочется. А мне где отдохнуть? Воробью, зяблику, щеглу, соловью и всяким другим птицам где отдохнуть? Получит человек кусочек земли и сразу начинает лес выкорчевывать. Потом сколотит себе какую-нибудь избенку, перед избенкой смастерит лавочку из двух молодых березок, что срубил на опушке, посадит малость цветов или четыре черенка винограда, а может, два-три смородиновых куста. Бывает, посадит и вишню, но обычно опрыскивает ее какой-то пакостью именно тогда, когда она вся в цвету, когда на нее пчелы садятся. «Дело какое, пчелы подохнут! Это же не мои пчелы!» — рассуждает иной человек. И еще нос задирает, еще заносится! Сидит такой хозяйчик на лавочке либо прохаживается с духовым ружьем перед своей избенкой, а как завидит кого поблизости, нарочно начинает громко вздыхать: «До чего тут хорошо, до чего тут красиво! Вот только всякие птицы — воробьи, скворцы, овсянки и зяблики — житья не дают! Что за напасть такая! Даже и птиц-то всех этих не знаю! Но глаз у меня меткий. Нынче уже четырех укокошил». Такой человек только о себе думает. В прошлом году я попросил одного писателя написать книжки про нас, про птиц. А вот написал ли, не знаю. Может, и поленился. Люди, наверное, и не ведают, что мы, птицы, тоже рассказываем сказки. Иногда и о людях. Например, о том, что люди бывают добрые и злые, добросердечные и зловредные, бывают смешные и очень смешные, а некоторые совсем-совсем глупые.