У незримой границы - [115]

- Здесь от шестнадцати до восемнадцати ноль-ноль я принимаю посетителей.

- В порядке живой очереди или по предварительной записи?

- Симпатичные идут вне очереди, через служебный вход.

- Вижу, ты тут от безделья стал легкомысленным!

- Спасибо за комплимент. К твоему сведению, «легкомысленный» вовсе не бранное слово. Оно состоит из двух - «легко» и «мыслить». Следовательно, имеется в виду человек, умеющий мыслить легко в противоположность тугодуму. Но есть и нюанс: человек, который способен легко мыслить, в самом деле легкомыслен, ибо за эту свою способность зачастую навлекает на себя гнев начальства…

- Ну и философ! Раньше ты что-то таким не был.

- Нет худа без добра. Я стал им, когда меня шарахнули графином по голове.

Фелита хотела что-то сказать, но передумала. Рассеянно прогулялась до куста сирени и, воротясь, сказала, словно ненароком:

- Знаешь, мне поручили поддержать обвинение по делу Круминя. - Фелита сделала паузу, чтобы посмотреть, какое впечатление эта новость произведет на Розниека.

- Жаль будет с тобой расставаться, - вздохнул он.

- Расставаться?

- Конечно. После суда тебя переведут в прокуратуру республики. Карьера начинается с выступления в Верховном суде.

- А ты не хотел бы перебраться в Ригу? - спросила она глуховатым голосом.

- Ни за что! Я слишком люблю независимость.

- Не знала я, что ты такой непрактичный человек, - то ли в шутку, то ли всерьез сказала Фелита. - Скажи, Валдис, как все-таки тебе удалось напасть на след Круминя? Понимаешь, мне необходимо это знать, иначе я не сумею успешно участвовать в судебном процессе.

- А я-то, шляпа, вообразил, что ты захотела по достоинству оценить мои гениальные способности.

- И это тоже.

- Не хитри! Материалы дела изучала?

- В целом - да.

- Так вот знай, в этом деле никаких особых заслуг Улдиса или моих нет. Мы были как слепые котята, покуда не обнаружили, что старик почтальон уничтожил письма Катрины Упениеце и Леясстраута и подделал подпись в журнале доставки заказных отправлений. С этого и началось.

- Только не надо говорить, что у вас, признанных детективов, до этого не было никаких подозрений.

- Подозрения, как тебе известно, не доказательства.

- И тем не менее?

Розниек усмехнулся.

- На тогдашних моих доводах ты обвинение не построишь. Но если тебе очень уж хочется, я скажу: ты прекрасно знаешь, что даже самый хитроумный преступник где-нибудь, в чем-нибудь обязательно допускает промашку. Вот и почтальон тоже - перестарался и привлек к себе внимание. Он сделал один лишний ход конем. В буквальном смысле слова.

- Ты имеешь в виду индейца с конем у колодца? Я видела. Вещица антикварная и удивительно хороша.

- Старый оборотень пристально следил за всеми нашими действиями и понял, что обвинение легко направить против, Ошиня, тем более что многие улики были не в пользу фельдшера. А если учесть вдобавок, что Ошинь пьяница, подозрительный тип, то оставалось лишь дернуть за веревочку, чтобы капкан захлопнулся. Почтальон напоил фельдшера и сдал его нам, как говорится, тепленьким с рук на руки вместе с чернильницей, сообщив, что она принадлежала Каролине Упениеце.

- Ошинь уверял, что приобрел ее в Кёльне.

- Этого он не мог доказать. Если бы мы арестовали Ошиня, почтальону нечего было бы опасаться. Но я с самого начала весьма сомневался в виновности Ошиня. Слишком уж усердствовал почтальон. Почему-то мне запомнился его лицемерный голос: «Бедняжка, какая была добрая старушка! Такой славный человек она была. Да будет ей земля пухом!»

Я эти слова вспомнил, когда спустя несколько дней разговаривал действительно с добрым человеком, с мамашей Салинь. Она про Каролину Упениеце говорила совсем другое.

- О зловредной натуре умершей рассказывал и Леясстраут.

- Но это было значительно позже. Интересно то, что тогда на месте происшествия мы были намного ближе к цели, чем на протяжении всего последующего расследования.

- То есть как это? - удивилась Фелита.

- У почтальона на шее под шарфом были совсем свежие царапины. Достаточно было взять его кровь на анализ и сравнить с той, что была обнаружена под ногтями умершей…

- Не зря говорят, что искать тем трудней, чем видней, - заметила Фелита.

- Вскоре весьма серьезные подозрения пали на Леясстраута, и потому все эти на первый взгляд мелочи остались в стороне. Но мысль о почтальоне не давала мне покоя. Когда из разговора с Леясстраутом выяснилось, что пропали письма, я вдруг вспомнил лицо почтальона тогда в Межсаргах, в тот момент, когда я спросил, не доставлял ли он Упениеце каких-либо писем. Вопрос я задал чисто случайно, перебирая наугад все, что могло иметь отношение к обеим женщинам. Лишь впоследствии я понял, что попал своим вопросом в самую точку. Взгляд почтальона вильнул мимо меня в сторону, а в зрачках промелькнул страх.

- Круминь был сильным противником.

- Бесспорно. Развозя почту, он старательно выведывал у жителей обо всем происходящем.

- Ну, это свойственно многим сельским почтальонам.

- В том-то и загвоздка. Потому мы сначала и не обратили на него особого внимания. Поняв, что мы не намерены прекращать дело, он, встретив меня на автобусной остановке, кинул первую приманку - сказал, что видел в Межсаргах Ошиня. Тогда же он внес поправку в свое предыдущее высказывание, признал, что между матерью и дочкой были скверные отношения. А раньше об этом не говорил якобы потому, что о покойниках не принято говорить дурно.