У незримой границы - [103]
Розниек нажал кнопку селектора.
- Вызывайте! - коротко приказал он секретарю.
Леясстраут вошел медленно и тяжело. Вид у него был изрядно помятый. Ранее элегантный костюм теперь выглядел мешковатым. Зато поседевшие виски вполне гармонировали с морщинами на бледном лице. Нос заострился, глаза ввалились и погасли.
- Садитесь, пожалуйста! - Розниек встал и указал на стул по другую сторону стола. - Надеюсь, мы сможем продолжить наш разговор?
Леясстраут утвердительно кивнул головой и сел.
- Стало быть, Катрина Упениеце и ее мать ваши знакомые с довоенных времен? - Розниек достал из ящика голубой бланк протокола.
- Да. У Каролины Упениеце я в свое время батрачил. В ту пору вся округа величала ее помещицей. А Катрине… - Леясстраут умолк и украдкой вздохнул.
- Почему вы не возвратились в Юмужциемс сразу после войны?
- Да, Кате я действительно очень любил, - закончил мысль Леясстраут. - Это длинная и печальная история. Несколько лет я провалялся сначала в госпиталях, а затем в санаториях. Осколки снаряда попали не только в ногу, но и в легкие… Женился на медсестре, которая ухаживала за мной, как за малым беспомощным ребенком. У своей жены я в неоплатном долгу до конца жизни… Честно говоря, я боялся снова встретить Катрину. Это не так престо…
- И вас нисколько не интересовала судьба Катрины Упениеце?
Леясстраут опустил голову.
- Разве мало семей распалось во время войны? А мы ведь не были даже зарегистрированы. Судьба Катрины, конечно, меня интересовала. Приехав, я узнал, что она, как и раньше, проживает в Юмужциемсе. Я даже видел ее издали. Узнав, что числюсь здесь в списках погибших на войне, решил, что так для Кате будет лучше. И если бы не моя фотография в журнале…
- Я вас сегодня не допрашивал бы.
- Не в этом дело. Я думаю, возможно, Кате осталась бы жива.
- Вы связываете смерть обеих женщин с вашей поездкой?
Леясстраут медлил с ответом. Он тоскливо поглядел в окно и глубоко вздохнул:
- И да и нет, сам не знаю. Попытаюсь рассказать вам все по порядку.
Катрина не скрывала своей радости.
- Янка!.. Все-таки приехал…
- Как видишь, приехал, Кате.
Леясстраут порылся в портфеле и выставил на стол бутылку французского коньяка и большую коробку шоколадных конфет.
- Какая роскошь! - всплеснула руками Катрина. - В молодости мы такого и не видывали… И сегодня не притронемся. Спрячу в чулан, буду лакомиться и вспоминать большого человека в Риге, бывшего моего Янку, батрака хозяйки.
- Где она теперь? - поинтересовался Леясстраут.
- Тут рядом, на лежанке. Никакая она больше уже не хозяйка. Состарилась, оглохла, почти ничего не видит. Все только бухтит и бухтит без конца.
Катрина подошла к двери и прикрыла ее.
- Вот она, жизнь, какая… все наши мечты нарушила.
- При чем тут жизнь. Виновата хозяйка. Разве ты забыла?
- Молоды были тогда и глупы…
Они стояли посреди комнаты и глядели друг на друга.
Внезапно Катрина спохватилась.
- Господи, что же мы тут стоим! Садись, Янис, а я кое-что поищу.
Проворно, как в былые времена, она вскочила на табурет и принялась шарить на верхней полке. Все такие же стройные ноги, стан как у девушки, только поседела изрядно.
- На-ка, поставь на стол! - Катрина подала ему бутылку и какую-то снедь.
Лицо вроде бы то же и не то. Годы и пережитое оставили на нем свой отпечаток. Нет и длинных тяжелых кос, так украшавших эту горделивую головку. Да, минуло более двадцати лет. И не омолодит былую красавицу даже белое платье, надетое Катриной по случаю столь торжественного события…
И все-таки что-то к ней притягивает… Что? То ли прежняя Кате с ее нерастраченной, годами копившейся любовью? Или любовь к давнему, хранимому памятью образу? Ответом на этот вопрос прозвучал голос Катрины:
- Садись, милый, за стол. Давай хоть ненадолго побудем прежними, как тогда, Янкой и Кате.
Леясстраут поднял стакан:
- За нашу старую любовь!
- И за тайну, - добавила Катрина.
Водка разогрела кровь. Янис привлек к себе Катрину и поцеловал…
Две костлявые руки, будто клещи, вцепились Леясстрауту в плечи.
Он сразу обернулся, вскочил на ноги. Перед ним стояла горбатая старуха с перекошенным злобой лицом.
- Проклятущий! - шипела старая. - Хочешь мою дочку заграбастать? Не дам! - вопила Каролина мерзким пронзительным голосом, потрясая костлявыми кулаками. Трудно было узнать в этом иссохшем чучеле хозяйку…
- И тогда вы в припадке слепой злости схватили старую Упениеце за руки и принялись трясти?
Вопрос Розниека вернул Леясстраута к действительности. Словно спросонок, он уставился невидящими глазами на следователя, как бы желая стряхнуть сонную одурь.
- Возможно, вы были слишком возбуждены, ослеплены злобой, защищались? - спросил Розниек.
- Нет, нет, ничего подобного. Никогда в жизни я не поднимал руку на женщину. Обе они остались в комнате…
- А вы бежали через окно. Почему?
- Нет, я вышел в дверь. Хотя окно я раскрыл еще до этого. Было душно.
- Кто же воспользовался окном? Куст под окном был помят, и под ним обнаружена брючная пуговица.
- Не знаю. Я вышел через дверь.
- Дверь оставили раскрытой?
- Кажется, захлопнул.
- В комнате, кроме вас троих, никого больше не было?
- Никого. Розниек задумался.
