У него ко мне был Нью-Йорк - [11]

Я нашла его случайно, гуляя с моей подружкой А. во время одного из первых визитов. Я тогда ещё только присматривалась к городу.

Моя стремительная и деловая А. всегда составляла чёткое расписание на каждый час. Даже когда мы расслабленно шатались с ней по улицам, вначале ещё девочками по Москве, а потом уже и молодыми женщинами — по Нью-Йорку.

Она переехала на другой край мира первой, с трёхлетним хулиганистым мальчишкой за руку. И да, это она научила меня всё в жизни смело переворачивать вверх дном, если есть подозрение, что может быть лучше.

Я, от природы более замедленная и расхлябанная, обычно следовала плану подружки А. И в её план всегда было включено что-то интересное.

Тем солнечным сентябрьским утром мы собирались провести ровно два часа в музее Уитни, сфотографироваться на его восхитительной крыше с видом на Челси и реку Гудзон. Потом пройтись по парку Хайлайн, растянувшемуся вдоль бывшей промышленной железной дороги, и перекусить такос.

Я ещё совсем не знала города и смотрела на него глазами туристки из Москвы, впитавшей много книг и кино. А вот А. уже была настоящей жительницей «Большого яблока». Как сейчас помню их, стоящих на платформе поезда «B» вдвоём с сыном: они — мама и мальчик — напоминали мне о сцене из романа «Щегол» Донны Тартт.

Но в то утро А. была без ребёнка, мы были вдвоём, и она в своём не терпящем возражений стиле внезапно сказала, что мы должны прервать наш прогулочный маршрут буквально на пятнадцать минут и заскочить куда-то по делу. «Делом» оказался крохотный офис на каком-то седьмом с половиной этаже бизнес-здания из пятидесятых, без окошек и без дверей, но с позолоченным лифтом.

Там-то я и увидела старину Эрла. Это был его «офис» — коробка метр на метр, от пола до потолка усыпанная гвóздиками, гаечками, шестерёнками, ключиками и увеличительными стёклами. Старик был часовщиком. А. хотела сделать сюрприз своему бойфренду и запустить его давно вставшие ролексы, она нашла старину Эрла по объявлению на последней странице бесплатного журнала. Ему было 95 лет, и, судя по новостным вырезкам на стенах его бюро, он трудился часовых дел мастером всю жизнь.

Этот дух, будто бы материализовавшийся минуту назад в безлюдном коридоре старого здания, был очень худым, почти прозрачным, белоснежно-седым, ухоженным. Каким ещё? Он был не принадлежащим этому времени, словно существовал в кадре плёночного фильма. Он был осколком прошлого, которое так ценят в Америке. Коренным горожанином.

Клетчатую фланелевую рубашку пересекали бордовые подтяжки, на брюках отчётливо выделялись выглаженные стрелки, а тёмно-коричневые кожаные туфли явно протирались несколько раз в день. Медленно, будто бы в медитации, разбирая внутренности дорогих часов под огромным увеличителем, старина Эрл болтал с нами о всяком.

«Меня зовут старина Эрл, я здесь каждый день с семи утра до трёх тридцати, но в районе полудня ко мне выстраивается очередь. В основном это мужчины в костюмах и галстуках, работающие на Уолл-стрит. Они приходят во время обеденного перерыва починить часы. Вы у меня — единственные клиентки-женщины за сутки. Я думаю, что Нью-Йорк — а если быть точнее, Уолл-стрит — для мужчин, потому что он символизирует деньги и статусы, но если вам всё-таки удастся поймать здесь за хвост серьёзное чувство, город перестанет давить на вас суетой и теснотой, он словно наполнится воздухом и превратится в воздушный корабль, и время замрёт для вас».

Я ухмыльнулась тогда, замечая сексизм даже в самых ярких, самых книжных персонажах реальности, а потом подумала, что старшее поколение всё равно не переделать, и их убеждения — неотъемлемые элементы их портретов.

Это был мой последний туристический визит в город. В следующий раз я приехала в Америку уже с дочкой за руку. И мы остались. Сцен из романа Донны Тартт у меня не было, мы сразу жили вместе. Именно тогда я начала понимать, что слово «отчим» в нашем жизненном сценарии будет наполнено светом.

Наша спонтанная эмиграция стала результатом поиска своего человека, партнёрства и уважения в отношениях. Ты их ищешь, ищешь рядом с собой, а они находятся на другом краю земли.

Этот переезд не был связан с деньгами и статусами. Он был странствием, которое завершалось нашей маленькой квартирой с видом на Бруклинскую академию музыки и восходом, который будил каждое утро в шесть.

В первые дни я смотрела на этот новый мир, который заливало на рассвете золотым, и вспоминала старину Эрла. Наш дом — это и правда воздушный корабль, где не замечают часов, потому что только здесь и сейчас — мера всем ощущениям.

А ещё важно было иметь подружку А., которая скажет покупать билет в Нью-Йорк и ничего не бояться. Это её сумасшедшая энергия повела в нужном направлении.

В каком?

Да просто вперёд, как бы ни было страшно.

Но перед тем как у нас появилась квартира в Бруклине, была ещё та маленькая студия в Сохо, которая теперь вспоминается как сон.

Студия в Сохо

Закрываю глаза и вижу себя в тот период, когда я ещё ездила туда-сюда, полгода спустя после нашей первой встречи с Д. в Нью-Йорке, — взъерошенную, с округлёнными от удивления глазами, наступившую на серую брусчатку Нижнего Манхэттена. Тогда же, когда мне встретился старина Эрл.