У нас особое задание - [43]

Проанализировав материалы нашей разведки, доложил П. П. Вершигоре и его заместителю по политчасти Москаленко.

— Что ты предлагаешь? — задал вопрос Вершигора.

— Гитлеровцы готовят против нас большую военную акцию, — ответил я, — это значит, «игру» с ними можно вести по одному из двух вариантов — увеличить возможности соединения, либо уменьшить.

Вершигора встал и медленно стал ходить по комнате, поглаживая бороду. Первым не выдержал Москаленко.

— А что тут думать, бить надо гитлеровцев — вот и все!

Вершигора как будто ожидал этого ответа. Резко повернувшись к нам, сказал:

— Возьмем первый вариант. Чем больше гитлеровцев будет против нас, тем меньше их будет на советском фронте. Мы же ковпаковцы!

Так был решен вопрос о проведении комбинации с Хаменьским. Было решено устроить ему встречу с партизаном Иваном Строгановым, который действовал под фамилией убитого в бою предателя Судакова. Их вместе посадили под охрану.

О судьбе Ивана Строганова мне хочется рассказать подробно.

Под Москву он прибыл из Сибирского военного округа. Часть, в которой служил Строганов, дралась на Волоколамском направлении. Разрывом снаряда его контузило и засыпало землей. Танки гитлеровцев контратаковали и на этом участке и оттеснили наши войска. Так Строганов оказался на территории, занятой гитлеровцами. Попал в лагерь для военнопленных, неудачно бежал, его поймали, избили. Потом переслали в Освенцим. Он снова бежал. Казалось, цель близка, он на территории Польши. Их было пятеро, они слышали, что в Польше действуют вооруженные патриотические отряды. Попасть к ним Строганов и его друзья стремились изо всех сил. Однако они заблудились и оказались в Кремпецком лесу, в десяти километрах от Майданека. Их снова поймали эсэсовцы и страшно избили.

— Мне было все безразлично, — рассказывал Строганов, — сопротивляться я больше не мог.

Придя в сознание, он увидел человека, поившего его водой. Это был спутник Строганова, учитель из Новосибирской области, попавший на фронт с дивизией ополченцев.

— Рано, парень, концы отдаешь! — сказал он.

В это время в Майданек прибыло пополнение. Блок набили до отказа. К ним втиснули тяжело больного человека. Спустя несколько часов он умер. О нем знали мало, фамилия Хохлов, военнопленный, сержант Красной Армии.

— Тебе повезли, — сказал учитель, — умер Строганов, а остался Хохлов — теперь это ты.

— Я согласился взять фамилию умершего, — говорил Строганов. — Пока фашисты разберутся с новым пополнением, пройдет время, а там видно будет. За побег же мне грозил крематорий.

— Ну, а как же вы? — спросил учителя Строганов.

— Обо мне не беспокойся, я живучий, да и в плен попал на год позже. Жить — значит видеть конечную цель борьбы, а она близка. Мы еще поговорим с тобой об этом, — пообещал он.

Строганов заметил, что учитель связался с заключенными польскими патриотами, которые, судя по всему, готовили побег.

Прошло около месяца, эсэсовцы давно сожгли Строганова, остался жить Хохлов. Учитель бежал с польскими патриотами. Охрана обнаружила их подкоп только утром. Вскоре Хохлов попал в группу работающих на табачной фабрике, откуда якобы удалось бежать засланному к нам агенту — фокуснику Степану Ступаку. На фабрике не было особо строгого режима. Охранники, сопровождавшие пленных на работу, не обращали внимание на общение заключенных с рабочими фабрики. За это их благодарили папиросами и табаком. Однажды во время работы к Строганову подошла полька Сабина и предложила следовать за ней. В маленькой комнатке, заваленной всяческим хламом, он переоделся в гражданский костюм и через черный ход и невысокую стенку бежал на квартиру Сабины. Строганов мало знал о ней. Жила она с матерью, какой-то ее родственник дрался с гитлеровцами в Первой армии Войска Польского. На квартире у Сабины Строганов прожил неделю. А потом в сопровождении Сабины вышел из Люблина и добрался до Билгорайского леса. Здесь он встретил вооруженный отряд Армии Крайовой. Но радость его была преждевременной. Отказавшись сотрудничать с аковцами и высказав откровенное желание уйти к своим, он был жестоко избит и в бессознательном состоянии оставлен в лесу. Очнувшись, он пошел дальше от проклятого места. На одном из хуторов его и подобрали наши разведчики.

Ему-то мы и доверили выполнение комбинации с Хаменьским.

Легенда была такова. Бродя по лесу, власовец Судаков встретил группу военнопленных, бежавших из лагерей, и присоединился к ней. Так он попал в партизанское соединение. Он знал, что командование власовцев интересуется Ковпаком и, хорошо изучив партизан и их вооружение, хотел бежать, но был арестован. Причину ареста пока не знает.

Как мы и ожидали, Хаменьский поверил Судакову и стал подробно расспрашивать о вооружении и составе партизанской дивизии.

Дезинформационный материал, утвержденный П. Вершигорой, который мы дали Строганову, выглядел правдоподобно. Правда, состав дивизии мы увеличили в два раза, количество артиллерии в шесть раз, станковых и ручных пулеметов в три раза.

Хаменьский несколько раз повторил, запоминая цифры, сообщенные Судаковым.

— Тебя-то освободят, — обращаясь к Судакову, сказал Хаменьский, — вероятно, у них нет улик. А мне надо бежать. Только бежать. Даже когда поведут на расстрел.