У нас была Великая Эпоха - [5]

Город примерно на сто тысяч жителей находится в центре огороженной лесной зоны. При въезде-выезде – тщательная проверка документов и пропусков. Внутри – обычная городская жизнь – магазины, кинотеатры, театр, заводы, институты и даже хулиганы. Романтический размах…

В местной лаборатории он осваивал свою профессию. Ходил в театр, в кино, на каток. Писал письма. Жена заказала телефонный разговор – по адресу на письме Москва-300. Обиделась, почему не пришел на переговоры. Далеченько было бы топать – поболее трехсот километров.

Строгий режим и величие системы не исключали простейших сбоев. Начальники лабораторий приехали в центр с месячным запасом денег. О дальнейшем никто не позаботился. Им запретили какое-либо общение со своим начальством на местах и в Москве. Деньги кончались. Они пошли к начальнику центра Александрову. Нет, не академик, но тоже историческая личность. Энергичный, волевой, решительный, лет сорока – настоящий советский директор – он, во-первых, принял их (это тоже надо отметить), во-вторых, расспросил об их делах и обещал все решить. Кое-как они прожили еще пару недель, но деньги так и не пришли. Пошли снова. Начальник оправдал свой волевой образ (имидж) — при виде их он разгневался:

— Что вы ходите, я все решил!

— Но мы ничего не получили, — робко сказал Колесов.

Александров осекся, замолчал – система оказалась сильнее его. Деньги пришли через день. Когда они возвращались через Москву, полковник из управления слегка укорил их:

— По таким вопросам не следовало обращаться на такой уровень.

Значит, хороший скандал (раздолбон) устроил Александров и этому полковнику и всему их управлению.

С большим азартом он влез в новую работу. У него была полная самостоятельность. Освоил азы предпринимательства: список нужного, заказ, молчание, кляуза, всё пришло. Так и не понял: помогла кляуза или срок подошел. Вместе с техниками оборудовал лабораторию.

Самое главное – освоил методики проверок и обучил техников. Изобретал способы проверок на имеющемся оборудовании, иногда рисковал, пренебрегая формальными ограничениями, если был уверен по существу способа. Некоторые решения были простые как мычание. Так, например, секундомеры проверяли по радиосигналам точного времени. Кто мог возразить, что нельзя, что такой метод не утвержден? Ведь использовался самый точный эталон.

Только проверки по радиоизмерительной аппаратуре он выполнял сам. Проверка сложная, проводится на местах, нужен особый допуск секретности. Ездил в другие города на автомашине, иногда на самолете.

Обеспечил проверки на своих объектах – здесь в Полтаве, в Белой Церкви, в Стрые и еще трех городах – нет вопросов. Ни командир местной части, ни окружное начальство в Виннице его не контролировали.

В подчинении три офицера – инженер и два техника. Техники пришли с аэродрома, из самолетной обслуги. Старше начальника на десяток лет, семейные, с детьми, с большим жизненным опытом и четкой установкой – дослужить до военной пенсии, для чего – не попасть под сокращение. Работали старательно. Жили спокойно, без конфликтов.

Старший лейтенант Селезнев раньше, до женитьбы – жизнерадостный красавец, любимец женщин, попоек, гулянок, но – чтущий устав. Теперь он примерный семьянин, побаивается своей красавицы-жены, никаких пьянок, обильная и жирная пища против подозреваемого туберкулеза легких. Сильно растолстел, но лицо оставалось мужественно красивым. Откровенно подобострастен к начальству – мелкие услуги для дома, лесть. При подаче с хорошим юмором это сходило за широту души. Последняя – широта души – тоже имелась. От него Колесов набрался рецептов солдатской мудрости типа: «Нас толкнули, мы упали, нас подняли, мы пошли», «Не предлагай ничего нового, сам будешь исполнять» и т. п.

В установке «выжить» он все-таки не перестарывался. Его история с майором КГБ стала для Колесова классикой на всю жизнь.

Майор – сотрудник КГБ в их части – пригласил Селезнева для беседы в первый же день его прихода. Долго говорил о бдительности, об особом режиме и уже подбирался к главному – к нашей общей задаче по сохранению гостайны, выявлению опасных настроений. Тут Селезнев прервал его:

— Товарищ майор, я не пью.

Майор опешил: – А при чем тут пью, не пью?

— Нет, серьезно, товарищ майор, не пью ни капли. Мне категорически нельзя пить.

Они покрутились несколько раз вокруг этих фраз, Селезнев однообразно повторял только то, что он не пьет. С этим майор и отпустил его.

Через некоторое время майор при встрече обиженно сказал Селезневу:

— Так ты считаешь, что в нашей работе нужно пить?

— Да нет, — обрадовался Селезнев, — я вам серьезно говорю, что я не пью, здоровье не позволяет. А когда люди секреты разбалтывают? По пьянке, когда выпьют. А я, товарищ майор, не пью, ни капли не употребляю.

Майор махнул рукой и отошел. Он все-таки завербовал кое-кого в сексоты. По глупости они проявлялись – вычислялись сослуживцами и высмеивались за глаза.

На должность инженера прислали москвича Одинцова. Человек живой, общительный, языкастый, из привычного круга молодых офицеров – свой парень. Он быстро сошелся с Колесовым и с его товарищами по атомной команде: спорт, отдых, развлечения. Одно было плохо – он не любил и не хотел работать. Техники его недолюбливали. Через полгода Одинцов, сын генерала, героя войны, перевелся в атомную группу другой части. Потребовалась характеристика. Проявив практичность, то есть некоторую беспринципность, Колесов составил ее обтекаемо положительной. Уже после отъезда Одинцова почему-то запросили повторно дать характеристику. Тут-то он и развлекся. К каждой фразе прежнего текста добавил «но» и «однако». Например, после слов «к работе относится ответственно» добавилось «однако порученные задания не доводит до завершения». Успокоил свою совесть. Известная схема – негодный работник отовсюду выталкивается и попадает наверх. С опозданием, но Колесов вышел из схемы.