У нас была великая эпоха - [17]

Инвалидов было величайшее множество. (Уже через десять лет они практически исчезли. Куда они делись? Целое поколение инвалидов, ставших таковыми в солдатском возрасте, не может вымереть в десять лет.) Инвалидов милиция не трогала, и беззаконные пьяные люди без частей тела шныряли в людском море, разнося за собой запах водки и тройного одеколона и еще чего-то, — пронзительного отчаянья, что ли… Не вернуть было утраченные члены, но еще не успели пропить оставшееся здоровье грудастые обрубки людей, и была еще сила выскакивать в народ, в толпу, в гущу… Ругаясь в Бога, в Родину, в душу и в мать. Толпа, благодаря присутствию таких элементов здесь и там, была куда яростнее нынешней.

Мать посещала толкучку, когда в этом была необходимость. На барахолках страны приземлились и пошли по рукам платья, костюмы, пальто для всех полов и возрастов — «трофейное барахло», вывезенное солдатами в вещевых мешках из покоренной Германии. Эти первые Меркурии западной моды, задолго до Сен-Лорана и Кардена перелетевшие границы, дали хороший пинок в зад русской моде того времени, вестернизировали ее. Изношенное «трофейное барахло» было впоследствии распорото и послужило эталоном для сотен тысяч анонимных народных портных от Москвы до сибирских снегов и таджикских гор. Каталогом и гидом для путешествий по морю кожаных тирольских шорт, авиационных шлемов, румынских, итальянских и венгерских военных пальто и детских берлинских костюмчиков служили американские фильмы, в изобилии показывавшиеся на советской территории в горячую войну и даже в самые первые годы холодной. Глядя на голливудских девушек и суровых гангстеров в двубортных костюмах и шляпах, запоминала русская молодежь модели одежды. Если военная мода в стране, только что выигравшей войну, подавила бы гражданскую мужскую моду полностью, то Рая и ее подружки — жены лейтенантов — выглядели бы нормально и на берлинском или парижском фоне, перенеси их судьба вдруг туда с сурового фона харьковских развалин.

На барахолке можно было продать сбереженную пару сапог Вениамина и купить Эдику костюмчик, до этого принадлежавший немецкому мальчику. У автора нет никаких слезливых чувств по поводу оставшегося без костюмчика немецкого мальчика, как не было таковых чувств у русского народа в ту пору. Солдат должен брать в покоренных городах свою солдатскую долю добычи — мизерная плата за то, что он играет со смертью каждое мгновение. И уносить эту добычу в солдатском своем вещевом мешке. Много ли в нем унесешь, в любом случае. (На границе, у входа на Родину, суровая военная комендатура выгоняла из составов демобилизованных героев и отбирала оружие и трофеи.)

В оправдание появлению на русских барахолках всех этих «трофейных костюмчиков», разминаемых с любопытством рабочими и крестьянами на пыльном поле за Харьковом, полезно вспомнить или хотя бы предположить, что отец немецкого мальчика отправил на тот свет немало наших солдатиков. Потери «фрица» в последней войне оказались ровно в четыре раза меньше. Лишь Бог судья народам в их дикости или великодушии. А русский народ далеко не самый вздорный. И что скажешь человеку без руки, предлагающему золотые немецкие женские часики, надев их сразу несколько на оставшуюся руку?

Ваш покорный слуга, камрады, имел удовольствие быть обладателем пары немецких костюмчиков. С особенным удовольствием вспоминается один: комплект темно-синего строгого габардина, прорезанного на солидных расстояниях директорской слабо видимой белой полосой. Элегантный пиджачок в талию и брючки выше колен. Костюмчик принадлежал ребенку с большим вкусом, может быть, сыну директора «ИГ-фарбэн» или ребенку семейства Круппов. К костюмчику надевались чулки. Чулки пристегивались к поясу (как девочки, приличные мальчики носили тогда пояса) резинками. Однако происхождение чулок и пояса забыто автором. Отечественными они были или трофейными? Впоследствии Эдик носил штанишки подлиннее — брючки, застегивающиеся сразу же под коленкой на пуговицу. Брюки эти были изготовлены по трофейной модели, к ним также полагались чулки, и Эдик, попавший к тому времени в другую социальную среду, со скандалом сумел освободиться от этих детских брючек лишь в возрасте одиннадцати лет. К слову сказать, резинки постоянно растягивались, и у них портились замочки…

Голова ребенка была голая, и лишь спереди был отпущен чубчик, аккуратно подрезанный посередине лба, как у древнеримских цезарей, то есть он носил прическу а-ля маленький Калигула. Мужские прически того времени несомненно подверглись влиянию армейских стрижек различных стран и, конечно же, голливудского всемогущего целлулоида. Прическа, когда затылок и виски начисто срезаны машинкой и лишь на крышке черепа оставлен островок волос, чуть удлиняющийся над лбом, называлась «под бокс». (Приблизительно соответствует прическе рядового гангстера в популярной телевизионной серии «Антачиблс».) Подавляющее большинство советского мужского населения низших классов — рабочие, криминалы, крестьяне — стриглось «под бокс». По мере возрастания интеллигентности или служебного положения удлинялась и прическа, менее голым был затылок. Когда волосы с шеи не были сбриты, но, начинаясь с «ноля», удлинялись вверх к затылку постепенно, прическа называлась «полька». (Соответствует прическе крупного гангстера в «Антачиблс».) Между «боксом» и «полькой» располагался «полубокс». Лейтенант Вениамин, естественно, стригся под «польку». У солдата выбора не было, его раз в месяц остригали под «ноль» машинкой. Лишь оставшись на сверхсрочную службу, солдат имел право на «бокс» или «полубокс». Когда Вениамин и Рая познакомились в Дзержинске, отец был острижен под «полубокс», очень смахивающий на «польку», он был уже на сверхсрочной службе.