У лорда неприятности - [19]

— Мое, Энни!

— Папа никогда не болел, — сказал сестре Диггер. Та гневно посмотрела на него — руки плотно скрещены на груди, ноздри раздуваются тем особым эффектным способом, каким юные тринадцатилетние леди выражают свое презрение.

— Он бы выпил микстуру, если бы заболел. Мама бы его заставила.

Перед таким аргументом Диггер сдался и кивнул:

— Да, выпил бы.

— Котенка, котенка, котенка, котенка!

Плам почувствовала, что от прыжков Мактавиша у нее начинает болеть голова, и крепко прижала его к груди.

— Я понимаю, что никто из вас не хочет новую маму…

— Я хочу новую маму, — сообщил Мактавиш, пытаясь вывернуться. Плам слегка ослабила хватку, так что он сел и начал поигрывать ее длинными иссиня-черными волосами.

— Спасибо, Мактавиш, я это очень ценю.

– Я тоже хочу, — неожиданно сказал Диггер. — И близнецы тоже, правда?

Эндрю, пытавшийся вырвать у сестры ночной горшок— к счастью, еще не использованный, — кивнул, не поднимая головы:

− Да.

— Нет, ты не хочешь, это я хочу, — рявкнула Энн, с силой наступив брату на ногу, и шумно обрадовалась, когда он заорал и отпустил горшок.

— По-моему, она говорила как раз наоборот, — удивилась Плам, глядя вслед Энн, выбежавшей из комнаты, прижимая к груди ночной горшок. Эндрю мчался следом за ней и орал, что она воровка и украла его красивенький горшок.

— Ой, ну это ж просто близнецы. Они никогда друг с другом не согласны, — успокоил Плам Диггер, направляясь к двери. — Пошли, Тавви, Джордж говорила, что у одного из быков ночью отвалился хвост. Если мы поторопимся, то, может, найдем его раньше конюхов.

— Я хочу бычий хвост! — сказал Мактавиш, перелезая через Плам, чтобы догнать брата. — Хочу котенка и бычий хвост!

Плам заморгала, глядя на Индию, все еще хмуро смотревшую на нее.

— У вас каждое утро такое, или это только из-за меня?

Индия расплела руки и зашагала к двери.

— У моей настоящей мамы не было черных волос. Моя настоящая мама была красивой и светловолосой, как я, и не трогала меня, когда я не хотела, чтобы меня трогали.

Плам откинулась на спинку кровати. Когда дверь за Индией захлопнулась, Плам выдохнула, только сейчас поняв, что все это время задерживала дыхание.

— Ты хотела детей, вот ты их и получила. Только что мне делать с пятью подросшими детьми? С младенцами я бы смогла справиться, но подросшие дети… у-уф!

Комната не отвечала. Не желая больше пугать горничную риторическими вопросами, Плам умылась оставленной в кувшине водой и с ловкостью человека, давным-давно привыкшего ухаживать за собой самостоятельно, надела свое самое красивое платье. И как раз заплетала волосы, когда в дверь постучались.

— Индия сказала, что ты проснулась. Вот я и решила спросить, как тебе понравилась первая ночь супружеского блаженства. — В комнату вошла Том. Ее изогнутые дугой брови (Плам много раз скрипела зубами, глядя на прелестную естественную дугу ее бровей) и лукавая улыбка давали понять, какого ответа она ждет.

— Я спала неплохо, спасибо, хотя и не благодаря тому, на что ты так рискованно намекаешь. И раз уж мы об этом заговорили, напомню тебе еще раз, что незамужние юные леди из хороших семей не намекают на неподобающие темы подобного рода.

Том послала ей воздушный поцелуй и открыла дверь.

— Ты такая прелесть, когда начинаешь жеманиться! Раз уж ты такая крепкая и бодрая, увидимся позже. Хочу познакомиться с конюшнями Гарри. Похоже, он превосходно разбирается в лошадях…

И прежде чем Плам успела сказать хоть что-нибудь, кроме:

— Жеманиться? Да я в жизни своей не жеманилась! — Том исчезла.

Плам поправила волосы, потратила еще три минуты, жалея, что у нее нет по-настоящему красивого платья, в котором можно предстать перед супругом, и вышла из комнаты, чтобы приступить к жизни жены и матери.

— Доброе утро, эээ… — Плам замялась, не в силах вспомнить, как зовут дворецкого. Вчера вечером ей представили прислугу так быстро, что у нее в памяти остался только сильный испанский акцент, похотливые сверкающие черные глаза и невероятно белые зубы на фоне смуглой кожи.

— Меня зовут Хуан Иммануэль Сэвидж Тортугула Диас де Арасанто, а вы моя — о! — очень, очень леди.

— Очень, очень леди? — Плам вырвала руку, над которой склонился красивый испанец.

— Да, вы такая очень! — Дворецкий Хуан поиграл бровями. Очевидно, ему казалось, что это выглядит весьма соблазнительно.

Плам с трудом удержалась, чтобы не захихикать, и спросила:

— Скажите, Арасанто, вы видели сегодня утром его сиятельство?

Он оскалил свои жемчужные зубы:

— Хуан. Так меня зовут. Называйте меня лучше не Арасанто, а Хуан. Это предпочтительнее, так?

Плам глубоко вдохнула, напомнив себе, что, как бы ей ни хотелось разразиться истерическим хохотом или завизжать, ни то ни другое новоиспеченной маркизе не подобает.

— Понятно. Очень хорошо, Хуан, вы знаете, где сейчас мой супруг?

Он пожал плечами и ткнул пальцем в сторону узкого темного коридорчика.

— Вероятно, Гарри прячется в своем кабинете.

— Гарри? — спросила Плам, несколько удивленная тем, что слуга называет своего хозяина по имени.

— Он просит, чтобы я называл его так, потому что сам называет меня Хуан, понятно?

— О, понятно. Да. Ну что ж… гм… спасибо. — Плам посмотрела в сторону коридорчика, но дорога оказалась загороженной влюбчивым испанцем.