У крутого обрыва - [5]

Жертве и тем, кто оплакивает ее, безразлично, какое прилагательное стоит перед словом «убийство»: итог один и горе одно. Но юристам не безразлично. И уж конечно не безразлично убийцам: итог один, но иная мера вины и ответственность тоже иная. В законе на сей счет очень дробная шкала статей, а значит, и санкций, ибо издавна известно, что нельзя мести всех одной метлою.

Хотел ты или нет гибели жертвы? А может быть, не хотел, но все-таки допускал, что из-за твоих действий смерть наступит? Или если не допускал, то должен был допустить? Принял ли все меры предосторожности? Не допустил ли небрежность, обернувшуюся несчастьем?

Вот какие вопросы ставит закон, и от ответа на них зависит судьба человека. Не того, которого не вернуть, но живого, ставшего обвиняемым, а затем и подсудимым. Судьба, ибо и его жизнь отмерена сроком, и ему отнюдь не все равно, какую именно ее часть — третью, пятую или седьмую — проведет он вдали от общества, от семьи, от любимого дела, от всего того, что зовется свободой…

Слишком сложно? Не очень понятно? Что ж, юстиция — вообще довольно сложная область. А если точнее — исключительно сложная, органически чуждая всякого примитива, приблизительности, некомпетентности, требующая глубоких специальных познаний. Тем более что имеет она дело с людьми — распоряжается их судьбами, а то и жизнью. Веками вырабатывалась и оттачивалась правовая мысль, облекалась затем в формулировки законов, в принципиально важные положения судебных решений. На помощь праву приходили завоевания психологии и медицины, педагогики и философии, естественных и точных наук — все, что помогало и помогает отысканию истины и торжеству справедливости. Вершить суд над людьми — ответственно, трудно, и никогда это занятие не станет легким и быстрым, сколько бы ни призывали нетерпеливые к «простоте» и «решительности». Простота в этом деле слишком опасна, о чем убедительно свидетельствует исторический опыт. А решительность хороша, если покоится на твердой основе закона. Но это так, к слову…

А почему, собственно, «к слову» разговор о сложности, когда речь идет о деле наипростейшем? Солдатов и Бобров, проявив преступную небрежность, убили Вадима — и сами не отпираются, и улики все налицо. В чем же сложность?

Два следа от двух пуль были на теле убитого. Одна рана, оказавшаяся смертельной. И другая — попросту никакая: попав в карман спортивной куртки, пуля ударилась о лежавшую там металлическую коробку, отклонилась в сторону, отлетела, лишь осколок разбитой коробки слегка оцарапал грудь.

Если бы оба  х о т е л и  убить Вадима, то отвечали бы на равных. Как сообщники. Как совместно задумавшие и совместно осуществившие убийство. Кто попал, кто промахнулся — принципиального значения это бы не имело.

Но они не хотели. Не умысел руководил их поступком, а легкомыслие. То, что юристы называют небрежностью. И в этом случае уголовной ответственности подвержен лишь тот, чья небрежность завершилась роковым финалом. Таков закон.

Не тот отвечает в уголовном порядке, кто только стрелял. Тот, кто убил! Правильно это? Или неправильно? Мнения могут и разойтись. У юристов не могут. Ибо сомнения свои они поверяют не расхожей житейской логикой, а законом. Что в законе написано, то и верно. Это не фанатизм, не казуистика, не слепая вера, это то, без чего сами понятия «правосудие» и «законность» потеряли бы всякий смысл.

Стреляли оба. Убил один. Вот в чем сложность. Проблема. И — драма. Потому что нравственно вина одного ничем не отличается от вины другого. Юридически — между ними пропасть: один виновен, другой нет.

Но кто же он — тот, что виновен?..

Обычно такие загадки решаются довольно просто. На помощь следователю приходят эксперты — специалисты по оружию, по баллистике, по медицине. Криминалисты находят точно место, откуда стреляли, и место, где находилась цель. По траектории полета пули, по виду оружия, по следу, который пуля оставила (сопоставив все это с другими уликами, добытыми следствием), делают вывод. Научно обоснованный, безупречно доказательный вывод.

Нашли место, откуда стреляли. И место, где была цель. И оружие. И пули. Улик было хоть отбавляй. И чистосердечные показания стрелявших, охотно помогавших следствию в отыскании истины.

Но истину не открыли: поразительное совпадение обстоятельств не позволило даже специалистам отличить выстрел роковой от выстрела нерокового.

Оба были одинакового роста, оба стреляли стоя, почти касаясь плечами друг друга: след ноги Солдатова лишь на двадцать сантиметров был ближе к реке, чем след ноги Боброва. И ружья были одного калибра. И пули одинаковые.

Сначала Солдатов и Бобров никак не могли понять, из-за чего, собственно, столько хлопот. Так ли уж важно, кто попал? Вместе стреляли, вместе и отвечать должны — по справедливости.

— Любого спросите, — горячился Бобров, — всякий скажет, что вместе.

Он почему-то был убежден, что промахнулся. Если это докажут, неужели осудят только Солдатова? Да как же он тогда посмотрит людям в глаза?..

Но следователь знал, что с такими вопросами «к любому» не обращаются, что искать ответ положено только в законе. Только в законе и нигде больше.