У красных ворот - [8]

— Хороший мальчик, — говорила она Вике, — но мужем твоим не хотела бы его видеть. Какой он глава семьи? Жизненности в нем нету. Поддерживай с ним отношения некоторое время, пока молодая. А так, чтобы замуж… Вот твой покойный папа, он сумел в трудные годы эту квартиру, где мы живем, получить. Занимал положение в министерстве… Правда, старше меня был почти вдвое. И хорошо, когда мужчина старше, если, конечно, он умный. Вот тогда женщина чувствует — она замужем. А когда однолетки…

— Я люблю Сережу, — сказала Вика с расстановкой.

— Люби, люби. Помни только: жизнь — одно, а любовь — другое. А то, что говорят: «С милым рай и в шалаше», — глупость.

…Вика вырвалась из объятий Сергея, сердито посмотрела на него:

— Весь халат измял! Шизик какой-то!

— Вика, ну почему ты такая?

— Потому…

— Вика, выходи за меня замуж.

— Слышала уже это. — Она посмотрела на поникшего Сергея, ей стало жалко его: — Сержик, ну пойми, на что жить будем?

Все же рассуждения Полины Петровны делали свое дело. Хотя Вика на словах не соглашалась с матерью, подсознательно она оставалась верной дочерью своей родительницы.

— Мы ведь работаем… — ответил Сергей.

— Получаем гроши, — перебила Вика. — Сейчас ты скажешь: родители помогут.

— Нет, не скажу. Я не приму их помощи. Мы будем жить самостоятельно.

— Примерно на двести двадцать рублей в месяц? — задиристо спросила Вика.

— Ну почему же, я найду вторую работу. У нас в дэзе — я электрик, в другом — буду сантехником.

— Тебе, Сержик, учиться надо. Ты ведь способный. Ну в этом году не попал в МГУ на журфак, так в будущем поступишь.

— Я смогу учиться и работать. Вот как папа. Он так и поступал. Конечно, это трудно. Но они с мамой любили друг друга. И сейчас любят…

— Другое время было… Я, например, «фирму» хочу носить. А для этого, сам знаешь, мой Дон-Кихот, сколько надо…

— Но мы ведь любим друг друга.

— Любовь, говорят, проходит, Сережа. Ладно, еще поговорим об этом. Не обижайся, не обижайся. Да, любим, это правда. А сейчас пойдем куда-нибудь.

— На Кузнецком выставка… очень интересный художник, — сказал Сергей.

— Нет, давай на Калининский проспект, — предложила Вика.

Сегодня днем Вика и Сергей были свободны от дежурств: она — в больнице, он — в дэзе.

Стоял март, таяло. Они брели в серой теплой сырости. Чувствовалось, что эта оттепель — только первое дыхание весны, долетевшее до гигантского города, что зима еще даст о себе знать гололедицей, снегом, обжигающими ветрами в ущельях улиц.

Они зашли в сизый от табачного дыма полусвет коктейль-бара ресторана «Арбат». Здесь было просто и доступно — сидеть за круглым столиком в круглых креслах, пить коктейль «Золотая осень» из фужеров через длинные тонкие пластмассовые трубочки, заедать напиток нарезанным клиньями тортом «Прага», орешками арахис. И конечно, слушать записи эстрадной музыки, Вика называла их «ритмами». Она любила рассматривать посетителей, сидящих на высоких табуретках перед стойкой бара, где красовались шеренги разнокалиберных бутылок. И сразу подмечала, кто во что одет, насколько модно и современно. Все это было ей понятно и близко.

А там, в выставочном зале, где Вика изредка бывала с Сергеем, она не могла понять картины со сложными сюжетами; Сергей восхищался, а она оставалась безразличной или ее они раздражали.

Вика потягивала коктейль, она слегка опьянела, ей было хорошо.

— Слушай, Вика, это колоссально! — говорил возбужденно Сергей. — Мама передала мне для чтения рукопись деда. Понимаешь, там его юность. Ему примерно столько, сколько нам сейчас. Он описывает свое время, девятнадцатый и двадцатый годы в Крыму, когда там были белые. Только окончил читать первую главу — и твой звонок.

— И ты бросил читать? — сказала она, кокетливо улыбаясь.

— Да.

— Чтобы увидеть меня?

— Да.

Вика опустила свою ладонь на его пальцы, лежавшие на столе, и слегка прижала их.

— Это ценно, Сереженька, — сказала она.

Сергей вспыхнул:

— Я хочу поцеловать тебя.

Когда-то Сережину мать покорила беззаветная рыцарская преданность его отца, но и Вика, человек иной души, живя в другом времени, прониклась поклонением своего друга, оно задело ее. В юноше природа чудесным образом повторила деда с его благородством, добавив отцовскую преданность даме сердца.

— Это ценно, Сереженька, — повторила она.

То, что Сергей оставил ради нее чтение рукописи деда, очень тронуло Вику. Она знала: с дедом у него связано детство и самое начало отрочества. Сергей много рассказывал ей об этой поре. Ее смешило и трогало: взрослый парень, а говорит о чем! Не пытается доказать, как другие молодые люди, с которыми она встречалась до Сергея, что он уже мужчина.

Как-то они пошли в театр. Смотрели «Правда хорошо, а счастье лучше». Ей нравились пьесы Островского, и особенно, если конец счастливый.

После театра Вика возвращалась просветленная.

— Как хорошо все получилось. Вышла Поликсена за любимого, — говорила она. — Правда, случай помог. Не зря купчиха… как ее?

— Мавра Тарасовна, — подсказал Сергей.

— Да, Мавра Тарасовна. Не зря она говорила бедному жениху Платону, который все за правду стоял, что если бы не случай, то он бы со своей правдой плакался всю жизнь. Правда, мол, хорошо, а счастье лучше. А ты, Сережа, на Платона похож. Правдолюбец.