У королев не бывает ног - [29]

С такими язвительными замечаниями Петр перешел в наступление, а рыцарь фон Тротцендорф отступал, обороняясь из последних сил.

— А теперь, дедушка, гоп! — воскликнул Петр и хлестнул шпагой чуть ли не по земле, так что рыцарю, чтобы уберечь ноги, волей-неволей пришлось подскочить. — И еще разок! И еще! И снова! Снова!

Рыцарь скакал, будто через веревочку, уже не помышляя обороняться, и все более напоминал тряпичную куклу; и когда Петр, желая наконец покончить с этой игрой, шутя и поддразнивая, кольнул рыцаря в правое бедро, тот рухнул на траву как подрубленный.

Послышались аплодисменты и возгласы «браво», победителя хлопали по плечу — словом, это был триумф, великий и незабываемый, но тут тем более резким диссонансом прозвучали слова господина в черном мундире; это был начальник императорской замковой стражи, решительно приближавшийся к месту поединка в сопровождении шести алебардников.

— Господа, разве вам не известно, что дуэли запрещены? Передайте мне вашу шпагу, сударь, и следуйте за нами.

— Ничего не поделаешь! — с улыбкой вздохнул Петр. И пока алебардники поднимали раненого рыцаря за руки и за ноги, чтоб его унести, Петр засунул шпагу в ножны и, расстегнув ремень, подал ее начальнику. — Мы позабавились, а за всякие забавы приходится платить. Я к вашим услугам.

ОКАЗЫВАЕТСЯ, БОГИНЯ ЛАХЕСИС БЕСПОКОИЛАСЬ НЕ НАПРАСНО

Петр не сомневался, что добрый граф Гамбарини поможет ему выпутаться из этой передряги, а посему, будучи доставлен в темницу Черной башни, ничтоже сумняшеся, растянулся на деревянных нарах, думая о баронессе В** и дьявольском наслаждении, коим прелестница наверняка вознаградила бы его за проявленный героизм, не очутись он за решеткой; однако вознаграждение не минует его, когда он выйдет на свободу; рассуждая таким образом, Петр уснул и спал беспробудно — и вполне заслуженно — до самого утра, когда тюремщик принес ему завтрак. Так прошел час, другой, третий, ничего не менялось, и Петр уже начал было скучать и гневаться, как вдруг наконец загрохотал засов, двери распахнулись, и в камеру, не спеша, брезгливо переступив порог, вошел граф Гамбарини.

— Наконец-то! — воскликнул Петр.

— Ну так что же, Петр? — спросил граф. — Ты по-прежнему готов дать голову на отсеченье и отказываешься признать, что у королев не бывает ног?

— Разумеется, — улыбнулся Петр. — Я никогда не признаю того, что противно здравому смыслу. Садитесь, пожалуйста.

— Благодарю, я вижу, что даже в тяжком своем положении ты не забыл о хороших манерах, — проговорил граф и, сбросив накидку карминового цвета, в которую был закутан, сел на треножник, формой напоминающий табурет сапожника, — единственную мебель, украшавшую камеру, не считая нар.

— Вы считаете мое положение серьезным? — спросил Петр, уже несколько обеспокоенно, но все еще улыбаясь.

— Конечно, серьезным, и весьма, — разумеется, пока ты прямо и определенно не признаешь, что у королев не бывает ног, — отозвался граф. — Джованни просил меня тебе помочь, что я, конечно, в состоянии сделать, ибо, как известно, я у императора на хорошем счету, но — увы! — теперь я связан по рукам и ногам.

— Чем же это? — спросил Петр.

— Я был на тебя сердит, — сказал граф. — Сейчас я уже поостыл, но признаюсь, услышав о твоей идиотской дуэли из-за королевских ног, я хотел спустить с тебя штаны и высечь. Поэтому на просьбу Джованни выручить тебя я ответил словами, о которых теперь сожалею, но взять обратно не могу. Да, я помогу Петру, ответил я Джованни, но с условием, если этот упрямец признает, что у королев не бывает ног.

— Я этого не сделаю, — отказался Петр. — Чем самому себе плевать в лицо, я уж лучше посижу здесь.

Граф сокрушенно покачал головой.

— Этот гордый жест в данных обстоятельствах неуместен, Петр. Ты, может быть, думаешь, что наказание, которое тебе назначат, — незначительно, но ты ошибаешься. Потому что рыцарь фон Тротцендорф, с которым ты сражался на дуэли, скончался.

— Не может быть! — вскричал Петр. — Ведь я всего лишь поцарапал ему бедро!

— Увы, коль не повезет, то можно скончаться и от царапины на бедре, — заметил граф Гамбарини. — Возможно, твоему сопернику, после того как ты его проучил, отказало сердце. Мне рассказывали, как ты хлестал шпагой у него под ногами; а может, он ударился головой при падении, не знаю — я разбираюсь в картинах, а это дело лекарей, — однако все говорит за то, что он и сегодня был бы жив и здоров, не будь этого дурацкого поединка. Ничего не поделаешь, Петр, ты увяз по самые уши. И очень жаль, потому как ты уже был на виду, оставалось лишь ловить счастливый момент и не выпускать его из рук, но ты сам подставил себе подножку. Так что соберись с мыслями, пораскинь мозгами и взвесь не только свое положение, но и мое. Я хочу тебе помочь, это в моих силах, но я связан словом дворянина и пальцем ради тебя не шевельну, пока ты определенно и без уверток не заявишь, — дескать, признаю, что у королев не бывает ног. Как бы я выглядел перед своим сыном, если бы не сдержал слово и отступил перед твоим немыслимым упрямством?

Петр хмуро молчал.

— Ну? — настаивал граф. — У меня нет времени долго ждать. Ты признаешь, что у королев не бывает ног, или нет?