У каждой улицы своя жизнь - [43]

И совсем как артерия от организма от улицы Десампарадос идет вниз улица Канонигас, которая, минуя перекрестки, устремляется к другой лазейке. Двери домов выходят на улицу Донселес. Надо только подняться по площади Ромалес, оставив в стороне приходскую церковь Сантьяго и улицу Лемос, слегка поднимаясь — едва-едва ощущая подъем при ходьбе, поскольку с этой стороны он пологий и широкий. Среди старых кварталов и убогих домишек с проржавелыми брусьями балконов, возвышаясь или опираясь на эти домишки, стоят два солидных дома с каменными колоннами по краям подъезда, выложенного гравием. С самой вершины улицы Донселес видны церковь на улице Сакраменто, маленькая площадь Санта-Мария-ла-Реал, старые дома в глубине извилистых улиц.

Справа улица Донселес сливается с улицей Десампарадос, которая тут же обрывается на спуске. И делает это самым элегантным образом — благодаря лестнице с пролетами и балюстрадой, по краям которой растут серебристые тополя, туя, кедровые деревья. Вдали за зеленым Кампо-де-Моро, с его густой ветвистой растительностью, раскрывается суровый, дикий пейзаж с бесплодной, пустынной, желтоватой пересохшей землей. Новая автострада отделяет район Эстремадуры от строений ярмарки Дель-Кампос с ее провинциально-городским пейзажем, устремляющимся ввысь в ночи. Справа от нее на горизонте буро-зеленые заросли Ретамарес с его охотничьими угодьями и коптильней в глубине. А чуть ниже прохладная и густая зелень Каса-дель-Кампо. Северный вокзал. Боковые очертания горных хребтов Вильяльбы, Эскориала... Слева от автострады, на линии горизонта — Куатро-Вьентос. А немного ближе — кипарисы среди мраморных гробниц древнего Сакраментала.

Но те, кто живет на улице Десампарадос, уже не замечают отсюда этой части Мадрида. В домах есть подвалы, куда проникает дневной свет сквозь зарешеченные проемы на тротуаре. Здесь обитают спокойные, мирные люди. Но время от времени молодежь будоражит привычный покой улицы своей непокорностью или страстями. И тогда жители с присущими каждому темпераментом и эмоцией наблюдают за теми, кто нарушил устоявшийся здесь извечный покой. В нижней части улицы нет никаких торговых точек, кроме угольного ларька, сапожной мастерской в подъезде и пекарни на улице Канонигас. Им здесь негде расположиться. Торговцы пристроились по другую сторону домов — в основном тех же, но уже выходящих на улицы с иными названиями.

Недавно улица была потрясена неожиданным событием: в одном из подвалов обнаружили подпольную типографию фальшивомонетчиков. Мужчины в штатском бродили по кварталу, заходили в магазины, заводили знакомства, а ночью устроили облаву. Собралась толпа, чтобы посмотреть, как вели к машине Маноло, Криспина и Феликса. Просто не верилось: их хорошо знали, с ними общались, вместе ходили в таверну пропустить по рюмочке. Теперь они не смотрели в глаза соседям и казались совсем не такими, как обычно, а хмурыми, мрачными, напуганными. Да и сами жители были напуганы не меньше. "Кто бы мог предположить..." Ни о чем другом в квартале не говорили, а если говорили, то шепотом. Потом они увидели, как втаскивали на грузовик станки, ротационные машины и опечатывали дверь. Подвал превратился в пещеру.

Жители этого дома, проходя мимо, косились на опечатанную дверь, а ребятишки подходили поближе посмотреть на нее.

— Уж они там поработали.

— А может, там есть чем поживиться!

— Феликс у них был за кассира.

Взрослые со страхом разглядывали на свет купюры, опасаясь, что они фальшивые: "Ну уж, это было бы свинством по отношению к соседям..."

Из таверны выскочила Пака, жена трактирщика, — и, потрясая в воздухе бумажными деньгами, закричала:

— Сукин сын! И это после того, как мой муж иногда продавал им в кредит. .

Пресенсия, глядя из окна на мужчин, которых увозили, вспомнила слова Вентуры:

— Они научились нетерпимости и честолюбию...

Их лишили радости.

Он терпеть не мог пересудов соседей. И она ничего не рассказала мужу, не желая распространяться впустую.

Однажды зимой из семьи, проживавшей на седьмом этаже, исчезла старшая дочь. Сначала родители никому ничего не сказали. Но потом, когда всем стало известно, соседи вспомнили, что последнее время она уезжала на машине в сторону шоссе и едва отвечала на их расспросы.

( — Подумаешь, какая важная...

— Как будто бы мы никогда не были молодыми и такими же хорошенькими.)

Но об этой истории Пресенсия ничего не знала.

Словно порывами шквала обрушивались иногда на старую улицу отзвуки и скорбные отголоски послевоенных лет. (Муж портнихи жил во Франции и не мог вернуться назад, поскольку ушел туда с красными. Портниха всю свою молодость провела в таинственных сборах в путь, которого так никогда и не совершила: "Не знаю, смогу ли сшить вам что-нибудь в будущем году, донья Пура. Я уже подготовила все нужные документы... Один друг сказал мне, что муж там неплохо устроился — он ведь настоящий мужчина — и ждет не дождется, когда я к нему приеду".

Зато соседки комментировали это иначе: "Разве не странно, что муж не вызывает ее к себе?

Наверное, нашел себе другую. А бедняжка здесь мается...")

По ночам на улицу Десампарадос выскакивают коты. Днем они греются на солнышке, сворачиваясь клубком, или же в каморках привратников, а ночью прыгают по ступенькам лестниц или же устремляются к рощице, пугая прохожих. Влюбленные парочки, которые кружат по площади Орьенте или приходят сюда с улицы Байлен, находят себе пристанище на городской стене рядом с деревьями. Маленькое пламя газового фонаря не достигает их. В ночи фонарь кажется смутным, близким, человечным. Детям квартала говорили, будто по ночам он отворачивается от домов и его не видно из-за городской стены. Пресенсия каждый день поднималась по уличной лестнице, но, сколько бы он по ней ни ходила, ей бы и в голову не пришло никогда, что за стеной, совсем рядом, что-то могло произойти — у алчного пламени фонаря, там высоко, у ее окон. Ей нравилось смотреть отсюда на свой дом: "Там, за балконом Вентура..."