У истоков древнерусской народности - [3]

Как теперь все более и более выясняется, особенно значительное место среди них занимали восточные балты: несколько больших и многочисленных племенных группировок, некогда владевших Верхним Поднепровьем, верховьями Окского бассейна и поречьем Западной Двины, родственных предкам современных национальностей балтийской (лето-литовской) группы — литовцев и латышей. В области Волго-Окского междуречья и на Севере в процесс формирования древнерусской народности были вовлечения целиком или частично многие финно-угорские племена: меря, мурома, весь, водь и др. Подобные же явления имели место и на юге страны — в Среднем Поднепровье и Прикарпатье, где восточные славянские племена на протяжении I тыс. н. э. близко сталкивались с остатками скифского, дакийского и сармато-аланского населения, а также с некоторыми тюркскими группировками.

Большая часть перечисленных племен включилась в процесс образования древнерусской народности еще «за границами истории». Русская летопись содержит некоторые сведения лишь о «перьвих насельницах» Белоозера, Ростова и Мурома — веси, мере и муроме, ассимиляция которых началась только в конце I тыс. н. э., когда процесс сложения древнерусской народности зашел уже далеко. В это же время утратили свое этническое лицо некоторые тюркские группировки на юге, по-видимому, очень незначительные. Все другие неславянские элементы слились с восточными славянскими группировками много раньше — в начале и середине I тыс. н. э., и об этом ничего не было известно составителям летописи. При изучении отдаленного периода в истории образования древнерусской народности основные данные черпаются из археологических и лингвистических материалов.

Роль неславянских группировок в образовании древнерусской народности была далеко не одинаковой и в целом не пассивной; процесс не сводился к простому поглощению их более многочисленным и сильным славянским населением. В той или иной мере все они вместе со славянскими племенами были создателями древнерусской народности и ее культуры.

Процесс образования народности шел, естественно, крайне неравномерно. Имелось множество конкретных причин, ускорявших или задерживающих его в тех или других местностях или пунктах.

На первых этапах очень большую стимулирующую роль сыграло славянское расселение. Но не только потому, что его неизбежным результатом была этническая чересполосица, а главным образом вследствие того, что оно происходило в период, когда первобытная экономическая замкнутость и обособленность начали разрушаться как в славянской, так и в неславянской среде. Разделение труда, ремесла и обмен — вот что связывало отныне людей значительно сильнее, чем старые родовые и племенные отношения.

Отделение ремесла от сельского хозяйства началось в славянской среде в VII–VIII вв. К этому времени относятся Пастырское поселение в бассейне Тясмина, правого притока Среднего Днепра, а также некоторые другие городища Среднего Поднепровья, где были сделаны соответствующие находки. В это же время, несколько позже, чем на юге, первые поселки городского типа появились и на Севере. А IX–X вв. были временем быстрого роста торгово-ремесленных городов и в Среднем Поднепровье и на Севере, и на Северо-Востоке, причем они далеко не во всех случаях возникли как славяно-русские города. Имеются бесспорные доказательства, указывающие на то, что Ростов и Муром были основаны местным финно-угорским населением, являлись результатом местных социально-экономических процессов. Позднее они, как и северные города — Белоозеро, Ладога, Новгород, Псков и др., стали местами оживленных контактов людей разного языка, главными лабораториями формирования народности, где стирались грани между восточнославянскими диалектами, шла ассимиляция неславянских группировок, складывались черты культуры, распространявшиеся как среди славянского, так и неславянского населения.

В городах жили выходцы из разных областей Руси — русских и нерусских. Достаточно обратиться к истории Киева, чтобы убедиться в том, что кроме славяно-русского населения там проживали представители разноплеменной Хазарии, свои дворы имели варяги, в центре города был двор Чудин, принадлежавший, вероятно, выходцу из земли эстов. В Новгороде жили чудь, водь, ижора, временами — много варягов. В Ростове Великом был Чудской конец, где до XIV в. стоял каменный идол.

Когда Олег из Новгорода пошел на Киев, в его войске были словени, кривичи, чудь, меря и весь, а его войско для похода «на греки» состояло из четырнадцати «племен», русских и нерусских. Словени, кривичи и чудь находились в новгородском войске Владимира Святославича.

В города-крепости, поставленные Владимиром на южных рубежах Руси, были поселены люди не из соседних, а из северных областей: «От словен и от кривич, и от Чуди, и от вятич, и от сих насели грады, бе бо рать от печенег». При раскопках курганного могильника около одного из Владимировых «градов» — Гочевского городища — было найдено детское погребение с чудскими, финно-угорскими вещами. Это следы людей, которые пришли сюда с далекого Севера.

А позднее, когда начало укрепляться феодальное землевладение, войны внутри Руси и вне ее сплошь да рядом сопровождались захватом «полона», который поселялся на новых землях. И такая инфильтрация населения продолжалась столетия.